тарелку прямо у Конора из-под носа, когда он и доесть-то не успел.
– Жить одной в моем возрасте… – день изо дня повторяла бабушка. – Если не я буду содержать дом в порядке, то кто?
И это всегда звучало как вызов – ответит Конор что-нибудь или нет?
Бабушка отвозила его в школу, и он всегда оказывался там задолго до начала уроков, хотя ехать до нее было целых сорок пять минут. И она забирала его из школы и отвозила в больницу, повидаться с мамой. Они проводили там около часа – или меньше, если у мамы не было сил разговаривать, а это случилось дважды за последние пять дней – а потом ехали домой к бабушке, где она заставляла Конора выполнять домашнюю работу, а сама выбирала, что бы такого заказать на ужин, чего они еще не пробовали.
Это напоминало Конору гостиницу типа «постель и завтрак», в которой они с мамой остановились однажды летом в Корнуолле. Только здесь было чище. И порядки строже.
– Так вот, Конор, – сказала бабушка, натягивая пиджак. В это воскресенье у нее не было встреч с клиентами, и Конор не понимал, зачем она так наряжается в больницу. Скорее всего этим она хочет добиться того, чтобы его папе стало неуютно. – Твой отец может не заметить, как устала мама, так что мы должны работать сообща и убедиться в том, что он не задержится дольше положенного. – Бабушка еще раз погляделась в зеркало и тихо добавила: – Хотя что это изменит?..
Она обернулась, помахала ему рукой на прощание, точнее – легонько взмахнула и сказала:
– Веди себя хорошо.
Дверь за ней захлопнулась, и Конор остался один в ее доме.
Он поднялся в гостевую комнату, которую выделила ему бабушка. Она говорила, что это
А чего она ожидала? Это
Такая комната может принадлежать кому угодно, в любом доме на любой планете!
Конору не нравилось даже в ней
Все те же дорожки, сараи и офис.
И ничто на него не смотрит.
В гостиной, где вообще-то полагается сидеть, никто не сидел. Конора даже туда не пускали – не дай бог запачкает обивку. Разумеется, туда он и пошел читать книжку и дожидаться своего отца.
Конор плюхнулся на бабушкин диванчик с витыми деревянными ножками – такими узкими, что казалось, будто диван одет в туфли на каблуках. Напротив стоял сервант, в котором красовались тарелки и чашки с такими ажурными краями, что пить из них чай, не порезав губы, казалось невозможным. Над камином висели любимые бабушкины часы, которые позволялось трогать только ей. Она получила их в наследство от своей мамы и давно грозилась отнести на телешоу «Антикварные гастроли», чтобы их оценили. В часах даже был настоящий маятник, который бил каждые пятнадцать минут, да так громко, что от неожиданности можно было аж подпрыгнуть.
Гостиная походила на комнату в музее, посвященном жизни людей в старые времена. В ней даже не было телевизора. Он стоял на кухне, и его почти никогда не включали.
Конор читал. Ведь чем еще заняться?
Он хотел поговорить с отцом перед тем, как тот улетит обратно в Америку, но им надо было еще съездить к маме в больницу, и, учитывая разницу во времени и мигрени новой жены, которые всегда мучили ее в самые неподходящие моменты, Конор был рад любой возможности увидеть его.
Конор взглянул на часы с маятником. Двенадцать сорок две. Они пробьют через три минуты.
Три полые, беззвучные минуты.
Конор осознал, что страшно нервничает. Он уже давно не видел папу в жизни, а не по Скайпу.
Будет ли он выглядеть иначе? А
