– Так вот… Штерн сказал, что до рудника они не доехали, попали в засаду. Как стрелы полетели, Отто мула повернул и гнал его, пока не увидел городские стены. Вы уж не спрашивайте с него слишком строго – он не воин, простой…

– Проклятие! Дальше, Ругер, дальше.

– Ммм… хорошо. Мы сразу собрали отряд – дюжину всадников с сержантом ван Звааном. Послали с ними и лесника – знаю его, следопыт из лучших. Они проехали до той поляны, нашли лежки в кустах, объедки – видно, те, кто устроил засаду, просидели там часа два или три. Следов множество – и людских, и лошадиных. И крови много. Словом, бились там зло.

– А трупы? – выдохнул барон. – Тела есть?

– Крови много, – повторил бургомистр. – А вот трупов нет. Только две лошади убитые: одна стрелою, другая… Сержант что-то бормотал про катапульту, но я, признаться, не склонен ему верить. И обе лошади хорошие, не крестьянские клячи.

– Лошади… Лошади, как я понимаю, из наших? – Барон поморщился. – Хотя откуда это сержанту-то знать…

Он потер лоб, а потом вдруг улыбнулся:

– Знаете что, господин бургомистр… На самом деле, это ведь неплохая новость.

Фон Глассбах только непонимающе вскинул брови.

– Ну как же… Те, кто устроил засаду, прекрасно знали, на кого охотятся. И если бы дело у них выгорело, уж поверьте, таиться они бы не стали.

– А что бы они сделали?

– Ну не знаю… Мешок с отрубленными головами на пороге «Кабанчика» и записка «так будет с каждым» – первое, что приходит на ум. Не находили в городе такого?

Бургомистр судорожно сглотнул.

– Нет, Спаситель миловал.

– Вот и славно. А если те, кто западню устроил, хотели бы сделать все тайно, они бы хорошенько замели следы. Потому и выходит, что парни отбились. Но, похоже, перебили не всех – ведь кто-то потом уволок тела… Как бы то ни было, – барон хлопнул ладонью по набитой гусиным пухом перине, – они отбились и двинулись дальше.

– Ну один-то точно отбился, – дернул уголком рта бургомистр.

– То есть?

– Видите ли, перед самой смертью отца инквизитора…

– Иоахим мертв?

– Да, – кивнул Ругер. – Часа два как отошел. Мы не знали, что делать с телом: в леднике давно не осталось льда. Поэтому залили его медом и теперь собираемся отправить бочку в Рим.

– Думаю, там не слишком обрадуются такому подарку, – равнодушно сказал фон Ройц. – Да и меду можно было найти лучшее применение. Впрочем, дело ваше. И – прошу, продолжайте: я ведь вас перебил.

В глубине души фон Глассбах был вполне согласен со словами барона, тем более что мед для сохранения тела он отдал из своих личных запасов, однако реплика рыцаря короны показалась ему все-таки излишне смелой.

– Я хотел сказать, что перед самой смертью отца инквизитора в городе будто бы видели его телохранителя, Микаэля.

– Вот даже как! Еще интереснее… Кто его видел?

– Наш тюремщик, Стефан. Микаэль попросил провести его к тому парню, что бросал в отца Иоахима шар с порохом. А потом… они исчезли. Вместе.

– То есть как исчезли? Но что же охранник?

– Стефана нашли спящим и сумели растормошить лишь полчаса назад. Правда, толку от него чуть – провел, мол, обоих от подвала до комнаты с раненым отцом Иоахимом, а после ничего не помнит.

– Странное дело… И как же они сумели уйти? Неужели просто расточились в воздухе, словно какие-нибудь призраки?

Бургомистр помялся: он и сам не очень-то верил в то, что собирался сказать. Но у стражников, которых он расспрашивал, и особенно у сержанта ван Зваана были такие честные, выпученные от усердия глаза…

– Они ушли… по крышам.

Он был готов к тому, что барон поднимет его на смех, предложит поменьше верить на слово городским стражам и больше интересоваться тем, сколько пива в день они выпивают. Однако, вопреки ожиданиям, фон Ройц не удивился услышанному. Или ничем своего удивления не выдал.

– По крышам, значит… Что ж, пусть так.

Следующие несколько минут Ойген смотрел в полоток, беззвучно шевеля губами, словно спорил о чем-то сам с собой. И, судя по