Из приоткрытого окна тянуло прохладой, с улицы доносились приглушенные голоса. Слов было не разобрать, но звучали они спокойно: так добрые соседи или хорошие знакомые говорят о чем-то повседневном, обыденном. Это обнадеживало.

– Покой… – Барон скривился. – Ненавижу.

– И тем не менее…

– Давно я тут… покоюсь?

Шутка прозвучала мрачновато.

– Сутки, – сообщил фон Глассбах. – Приложили вас крепко, что и говорить.

На тумбе рядом с кроватью лежала стопка чистых тряпиц, стояли оловянный таз с водой и заправленный маслом светильник под расписанным диковинными птицами и цветами стеклянным колпаком. Тут же расположилась целая батарея деревянных укупоренных сосудов, толстостенных стеклянных баночек, темных глиняных горшочков.

Фыркнув, барон осторожно коснулся лба, ощупал толстую полотняную повязку.

– Все провоняло травами… Небось Хорст мой только и делает, что свои мази на мне испытывает, а?

– Ммм… Скажу так: прежде не видал человека, отдающегося врачебному ремеслу со столь впечатляющим энтузиазмом.

– О-о-о, полегче, Ругер. От ваших витиеватых речей я, того и гляди, снова сознание потеряю, – фон Ройц поморщился. – Значит, сутки уже? Долгонько. И много ли случилось за это время?

В голос его поневоле проскочила нотка неуверенности.

«Ну, по крайней мере, я жив – значит, меня не спалили вместе с постоялым двором».

– Да, пожалуй, немало, – вздохнул бургомистр. – С чего бы начать…

– Для начала скажите, что с моими людьми.

– После того как вас ранили, они взялись за дело со всей основательностью. Конечно, вместе с городской стражей. Удалось схватить шестерых из зачинщиков, что распаляли толпу. Один-то как раз и подбил вас из пращи. Пока все шестеро сидят в подвале ратуши. В городе поутихло, и я рад этому, ведь через три дня открывается ярмарка. Никаких новых происшествий нам не нужно.

– Значит, ярмарка все-таки состоится? Что ж, замечательно, – совершенно искренне сказал фон Ройц.

– Состоится. Хоть и говорил кто-то из древних, будто деньги не пахнут, он, похоже, ошибался. Во всяком случае, купцы этот запах чуют отменно.

– Ну, раз уж речь зашла о купцах… – Ойген зевнул. – Неужели совсем никто не покинул город?

Показное равнодушие не обмануло фон Глассбаха.

– Представьте себе, никто. Кроме, разве что, моего тестя. Он единственный уехал, и я надеюсь, навсегда.

– Вряд ли вы станете по нему скучать.

– Это уж точно, – кивнул бургомистр. – Да и не только я, он тут многим был поперек горла. Но, конечно, не всем, кое-кто наверняка недоволен, что Вернер сбежал. Не говоря уж про обстоятельства, при которых это случилось.

– Можете валить все на меня – в конце концов, именно я виноват, что ваш родственничек подался прочь, кто с этим будет спорить? А недовольные… Что ж, свое недовольство они смогут использовать друг против друга – как я понимаю, теперь на место первого купца Шаттенбурга появится немало претендентов. Перед предприимчивыми людьми открываются недурные перспективы, вам лишь нужно проследить, чтобы никто из толстосумов не забрал слишком много власти.

– Постараюсь не повторять своих ошибок, – криво улыбнулся фон Глассбах.

Ойген не очень-то верил, что у городского головы это получится: мягковат он, да и не слишком искушен в интригах. Но, как знать, может, после исчезновения тестя, тень которого вечно маячила за его плечами, бургомистр найдет в себе силы управлять городом по-настоящему. Задатки-то есть, а доброта и мягкость – это даже для человека власти не всегда недостаток. И как знать, не станут ли шаттенбуржцы через полсотни лет сравнивать с ним других бургомистров да говорить: «Нет, слабоваты эти новые супротив старика Ругера – вот тот был голова!»

Впрочем, судьба фон Глассбаха волновала Ойгена отнюдь не в первую очередь.

– Это все славно, Ругер, но скажите, когда вернулся мой министериал? Мне есть что с ними обсудить.

– Господин Николас? – Бургомистр покачал головой. – Увы, он не вернулся. И почти никто из тех, кто уехал с ним.

– Что значит «почти никто»? – Рука барона скомкала край простыни.

– Боюсь, с ними приключилось что-то нехороше. Отто Штерн прискакал под вечер – едва не загнал насмерть своего мула. Рассказал, что, как выехали они из города, так двинули прямо в горы. Шли к руднику, который когда-то наши рудокопы заложили, да потом бросили. В окрестностях таких с полдюжины наберется: было время, искали новые жилы серебряные, да не нашли нич…

– Плевать мне на жилы. Что с людьми?