Гильс еще некоторое время постоял в фойе театра, окруженный ведьмочками. Они что-то ворковали, улыбались ему, а потом вдруг с лестницы, уходящей в зал, донесся невнятный гул!..

Он приближался – поначалу рокотом, – потом раздались крики.

С лестницы бежало что-то страшное, мало похожее на человека. Это был сплошной ком грязи, шипящей и шевелящейся, которая лишь очертаниями напоминала живое существо.

– Что и требовалось доказать, – вдруг громко сказал Гильс, указывая на этого монстра, напугавшего даже Герку. Ведьмочки с визгом бросились врассыпную, Влада же увидела, как за этим чудищем движется волна ненависти: сплошной черный вал проклятий катился с лестницы, заполнив вестибюль.

– Веда соул! – громко взвизгнуло бегущее существо, и на какой-то миг отвалившийся с него футляр из черных миазмов открыл ведьму Ядвигу, которая только что вела слет со сцены и передавала Гильсу прошение.

Проклятия и порчи ринулись на нее снова, а ведьма отчаянно отбивалась, продолжая метаться по фойе. При этом она что-то чертила на ладони пальцем, после чего совершила последний отчаянный рывок в сторону и крикнула, выставив перед собой ладонь:

– Ни тень, ни свет, меня здесь нет! Для всех невидима, от всех закрыта! Слово, замок, язык!

Это сработало: прыгающие проклятия остановились, потеряв цель, жалящие плети замерли в воздухе, потому что ведьмы больше не было. Разве что полный тоски и ужаса крик застыл в воздухе… Влада даже не успела уловить момент, когда она исчезла, хотя деться ей было некуда.

– Не в янв же?.. – Герка тоже озадачился увиденным.

– Это заклятие забвения, – пожал плечами Гильс. – Вовремя сделала, в угол же загнали… часа два у нее будет, хоть из города сбежит. Пошли, ребята. Нам тут больше делать нечего, сами разберутся.

Они вышли из театра, сразу же наткнувшись на домового Ливченко, который молча зашагал позади Влады, делая вид, что так и надо.

– Могла бы и сообщить, что куда-то идешь, – проворчал домовой. – Я-то бегаю по городу, беспокоюсь, а она шляется по театрам…

Влада хотела ответить что-то едкое, чтобы пристыдить Диню, но вдруг ощутила подступившую к горлу дурноту.

Вампиры громко обсуждали триумфальное окончание «слета», Герка хохотал, Диня продолжал ворчать, постепенно втягиваясь в общую болтовню, поскольку его никто не прогонял.

А вот у Влады перед глазами все плясало: и Театральная площадь, которую они неторопливо пересекали наискосок, и транспортный поток, и светофоры.

Впереди показалась лента чугунной ограды вдоль Мойки, и спуск по гранитной набережной к самой воде. Влада, оторвавшись от компании вампиров, почти бегом бросилась вниз по ступенькам.

Пальцы горели так, что захотелось окунуть руки, чтобы холодная вода обволокла ладони. Влада так и сделала, глядя, как колышутся на речной ряби яркие листья. Перед глазами мелькали безобразные лица ведьм, их оскаленные друг на друга мысли, побег несостоявшейся Верховной ведьмы, которая отбивалась от проклятий, чтобы выжить. А потом она исчезла, со страшным тоскливым воем.

«Заклятие забвения, когда загнали в угол», – назвал произошедшее Гильс. Хоть бы несчастной хватило времени и везения, чтобы скрыться…

– Огнева, ты чего это? – раздался испуганный голос Герки.

– Колдовства хлебнула, – коротко бросила Влада, которой сейчас меньше всего на свете хотелось что-то объяснять.

В момент, когда волна проклятий обрушилась в вестибюль, она действительно не удержалась – так можно наглотаться хлорированной воды в бассейне, не рассчитав прыжок в воду.

– Отравление колдовством? Я даже без понятия, как это лечить, звоню Тойво, – послышался за спиной встревоженный голос Гильса.

– Отравление?! – прыгал вокруг Ливченко, дергая ее за рукава. – Энергией, да?! Я тут, я рядом, я же первый сообразил, что тебе нужна помощь, потому и прибежал прямо на слет!

Отвечать никому не хотелось.

Голова пылала, как и пальцы, яркие листья на воде вместо плавного покачивания лихорадочно запрыгали перед глазами.

– Мне плохо, – пожаловалась Влада, и вдруг темная вода Мойки полетела в лицо.