Позже в мечте, тщательно оберегаемой от мира, появлялась Синтия.
Она была идеальна.
Из хорошей семьи. Стройная. Красивая. Пожалуй, Эдна и в лучшие годы не обладала и десятою толикой подобной красоты. В мечте Синтия держала Джонни под локоток и мило улыбалась Эдне. Или же говорила о грядущей свадьбе, показывала колечко с бриллиантом… в мечте бриллиант был крупным, с перепелиное яйцо размером.
Но почему бы и нет?
Потом Синтия столь же мило беседовала с женами братьев, которые тускнели рядом с нею, терялись, как терялись и сами ненавистные родственники. И близнецы наперебой спешили угождать Синтии. А Гарольд радовал ее косноязычными комплиментами.
В мечте… да, все было иначе.
Кто знал, что Синтия окажется дрянью?
— Др… — Джонни открыл глаза. — Дрянь!
И обрадовался, когда получилось выговорить это слово. Он накачался? Зря… это все Мэйнфорд… шеф… он хороший мужик, и Джонни искренне ему симпатизировал, во всяком случае настолько, насколько он вообще был способен испытывать симпатию по отношению к чужому человеку.
Человеку.
Мысль обрела плоть.
А руки стену. Идти по стене было удобно. Шаг за шагом, благо квартирка невелика. Как Джонни сюда вернулся? Доставили. Накачали во утешение и доставили… ничего… потом Джонни съедет… да, непременно… в приличный дом, куда его зовут… потом.
Сначала доберется до кухни.
Это ведь несложно?
Или…
Он остановился в коридоре. Темном и пустом. И страшном. Джонни никогда не боялся темноты. Даже после того, как братья заперли его в погребе. Идиоты. Сначала рассказали страшную историю… кажется, о чудище, которое живет под землей. Оно боится солнечного света. Логично, если долго жить в подобных условиях, то произойдут изменения кожных покровов, к примеру, редукция меланина… да, чудище будет бледным.
И тощим.
Без солнечного света затруднена выработка витамина Д, а следовательно, естественен рахит.
Джонни хихикнул.
Нет, тогда он ничего не знал о рахите, но слышал братьев, как они ходят, переговариваются тихими голосами, ждут, когда же он попросится на свободу. А он проситься не стал. Нашел на ощупь сундук с барахлишком, вытащил пальто, столь древнее, что и вечно экономною матушкой оно было сочтено непригодным для носки, и завернулся в него.
А теперь…
— Чудовищ не бывает, — сказал Джонни сиплым голосом. А пить не стоило… с Мэйни не стоило… или… стоп. Конечно. С Мэйни он пил не сегодня, а вчера… или позавчера?
Плохо, что Джонни не помнит.
Он всегда крайне осторожно обращался со временем. Ему ли не знать, сколь скоротечно оно.
— Дрянь! — это он произнес на выдохе и спешно понюхал собственные пальцы.
Перегар?
Почему он, Джонни, не помнит, когда накачался?
Нет, вот то, что было раньше… исчезновение сестры. Какой Бездны она поперлась в Нью-Арк? За лучшей жизнью? И думала, что Джонни будет счастлив встрече. Матушка тоже… он писал ей… он всем писал, зная, что, невзирая на отцовский запрет, письма прочтут. И потому охотно рассказывал что о жизни своей, что о перспективах.
А она приехала.
Пропала.
И Синтия… вот потаскуха! Нет, Джонни не был влюблен в нее. Разве что самую малость. Хороший целитель стоит выше эмоций. И любовь не исключение. Конечно, поначалу ему льстило внимание подобной девушки… с девушками, следовало признать, Джонни терялся.