— Расскажешь?

Не то чтобы ей было любопытно… какие резоны? Обстоятельства непреодолимой силы, так пишут в контрактах, оговаривая форс-мажор.

Ураган.

Война.

Массовые пожары.

Прорыв Бездны… Бездна была спокойна. А Тельму бросили в приюте, в самом убогом приюте, который только нашелся в Нью-Арке. Ему ведь не обязательно было появляться. Забирать Тельму. Устраивать ее в собственном доме. Хватило бы чека. Распоряжения.

И все сложилось бы иначе.

— У тебя очень живое лицо, — он провел по лбу Тельмы когтем. — Но подумай, если бы все сложилось иначе, стала бы ты собой? Такой, которая есть сейчас? Сумела бы противостоять мне? И не только мне. Я не самое большое зло в этом мире, деточка.

— Значит, все — ради меня?

Она слышала это уже… от других. И больше не верила.

— Отчасти. Идем. Не следует долго оставаться на одном месте. Дождь не все следы стирает…

Он шел по лужам. И капли стеклярусом ложились на черный кашемир. В отраженном свете фонарей кожа Теодора казалась желтоватой, а лицо его… как можно было назвать его красивым?

Он не уродлив.

Но и не притягателен.

— Ты чувствуешь холод? — он раскрыл бледную ладонь и, поймав каплю, протянул ее Тельме. — Видишь?

На ладони лежала не капля, но снежинка. Белое на белом — по-своему красиво, но не в красоте дело.

— Тео говорил…

— Болтливый, беспокойный мальчик. Вырожденец…

— Мой брат?

— Да. Но это не должно тебя обманывать. Родственных чувств он не испытывает. У нас вообще сложно с… чувствами. Чужие мы любим, а своих не хватает.

Тельма, решившись, коснулась снежинки. Это ведь не шутка? Не фокус? Нет. Лед расплавился мгновенно, и на ладони Теодора осталась капля воды.

— Я был относительно молод, когда встретил Элизу. Скажем так, я и сейчас молод по нашим меркам. Я еще не утратил способность испытывать хоть какие-то чувства. В отличие от моего брата… или отца. Как бы там ни было, но эта встреча… твоя мать была яркой. Нет, я встречал и других женщин. Мне нравились светлячки. И нравятся. Они предсказуемы. Управляемы. Эмоциональны. И эмоций этих хватает на месяц или на два. Иногда дольше. Это… не просто развлечение, девочка. Это способ выжить.

Следовало ли это считать признанием?

Светлячки.

Лилии.

Способ выжить…

Но Теодор усмехнулся:

— Поверь, не только я им пользуюсь… скажем так, мне его подсказали. Холод сводит с ума, а безумие… безумие опасно. И Элиза была одной из многих. Десятой? Двадцатой? Сотой? Я никого не убивал, девочка… хотя… если откровенно, мне было все равно, что с ними происходит потом. Я был рядом, пока светлячки горели, а сгоревшие… что ж, со всеми происходят несчастья. Расставаясь, я выписывал чек. Иногда делал подарки. И никому никогда не обещал любви до гроба. Вообще ничего не обещал.

Вот только светлячки сами придумывали себе что обещания, что клятвы. Они влюблялись. Конечно, в Теодора сложно не влюбиться.

— С Элизой… не знаю, что пошло не так. Да, дар у нее был сильный. Это как получить во владение собственное солнце. Она стала таким вот солнцем. Моим огнем. Моим сердцем… — он замолчал, разглядывая влажную руку. — Наверное, если бы я был человеком, я бы сказал, что влюбился. Но мы… мы не способны на любовь. Поэтому я впал в зависимость. Мне нужно было видеть ее. Каждую секунду… каждое мгновенье… стоило ей исчезнуть, и холод возвращался. Даже не холод, а страх замерзнуть… снова