Водяной скрылся под водой. Первуша разговором недоволен. Чувствовал – знает водяной, в чем дело. Либо Колыван задобрил его чем-то? Ну, этого Первуша так не оставит. Вернулся в село. В избах света нет, оконца темные, лишь псы перебрехиваются. И Чурила с семьей спит, ворота заперты. Вздохнул Первуша, на лавку у забора улегся. Жестковато, но не впервой, все лучше, чем на голой земле. Как вторые петухи запели, во дворе Чурилы движение послышалось, Первуша проснулся. На улице в рассветное время зябко, не то что в избе. Вон и роса выпала.

– Чурила!

– Кто здесь?

Хозяин открыл калитку, выглянул, а в руке дрын.

– А что же на лавочке мостишься?

– Вернулся поздно, беспокоить не стал.

– Я уж думал – ушел с концами.

– Подскажи, у кого земляное масло есть?

– О! Продукт редкий. Должон знать, его с полуденной стороны купцы возят. У Солохи-знахарки быть должно, она им болящих пользует, когда суставы болят. Но не ходи, не даст.

– Почему?

– А деньги у тебя есть?

Первуша на лавку плюхнулся. Куда ни кинь, все в деньги упирается.

– Чего пригорюнился, голову опустил? – подступился Чурила.

– Жителям помочь хотел, а без денег как?

– Могу копеечку дать, но у меня одна только.

– Давай, для вас стараюсь. И баклажку какую-нибудь.

– Это можно.

Чурила ушел, а вышел с деревянной долбленой баклажкой, широкое горло деревянной пробкой заткнуто, да веревка есть – на плечо повесить. И копейку, как величайшую ценность, передал.

– Если сладится, факел смоляной еще нужен будет и маслица льняного либо конопляного четверть.

– Будет.

Четверть – это четвертая часть ведра. Для селянина много, месяц для всей семьи кашу сдабривать можно. Однако и без воды не жизнь, без нее ту кашу не сваришь.

Первуша выспросил, где Солоха живет, к ней направился. Знахарка встретила приветливо. Не похоже было, чтобы народ болящий к ней ломился.

– Паломник я, Григорий именем. Путь мой долог, видать – ноги натрудил, суставы болят, просто страсть. Травы разные пробовал, не помогают, – самозабвенно врал Первуша.

– Самое лучшее снадобье дам. Толченых лягушек, настоянных на хлебном вине.

– Пробовал.

– Хм, а земляное масло?

– Не слыхал про такое.

– Как же! В дальних землях, где горы высокие, из-под земли сочится. На вид черное, как деготь, и воняет. Суставы им натирать два раза в день – отпустят боли.

– Попробовать можно.

– Две копейки баклажка.

– Помилуй Бог! Дорого.

Торговались долго. Похоже, торговаться Солоха умела лучше, чем лечить. Первуше удалось сбить цену до копейки. Да больше и не было, да и то деньги не его – Чурилы. Солоха баклажку наполнила. Первуша пробку вытащил, понюхал, палец обмакнул. Рассказывал Коляда о таком, даже показывал. Правда, было у него того масла на дне горшочка. Про суставы в самом деле говорил, а еще секрет поведал. Масло это входило в состав «греческого огня». Горело хорошо, даже на воде, и погасить его невозможно, пока само не выгорит. Вот о нем и вспомнил Первуша при беседе с «водяным дедушкой». Только баклажки мало. Лучше бы ведро или бочка. Но столько и у Солохи нет. Потому земляное масло решил разбавить льняным или конопляным.

Ко двору Чурилы Первуша довольный возвращался. А и Чурила время зря не терял. В деревянное ведерко масла налил. Первуша понюхал, палец опустил, облизал. Масло конопляное, хорошей выделки. Да и вылил из банки туда земляное, черное. Чурила