Руками-крыльями машет, воздух рассекает. Ощущение – как железными мечами, потому как воздух посвистывает. Первуша шаг назад сделал, другой. Заметил, что Калим к воде его теснит. Понял замысел вороньего царя – в воду речную столкнуть, где огонь погаснет. Не ветка Калиму страшна, а пламя. Первуша вспомнил, чему Коляда его учил. Собрался, тень в сторону метнул, отводя глаза. Калим на хитрость купился, повернулся вправо, сделал шаг, руками-крыльями заработал, как мельницей. Момент удобный, упустить нельзя. Первуша ветку отбросил, вперед прыгнул, за спину вороньего царя. Правой рукой шею старика обхватил, ровно под локтевой сгиб, левой рукой правую у запястья перехватил. Получился захват мощный. Сдавил что было сил, Калим без воздуха остался. Руками- крыльями машет, пытаясь Первушу достать. А Первуша уже к воде его тащит.

Старик силен, сопротивляется, а с каждым мгновением воздуха в легких все меньше. Первуша в воду рухнул, полуоборот сделал, чтобы старика под себя подмять. Не получится удушить вороньего царя, так утопит. Сам воздуха в легкие успел набрать. Оба под воду ушли, хоть и не глубоко. Головы и туловища под водой, а ноги на мелководье. Калим задергался, телом извивается, дышать нечем. Шею Первуша сдавил, как тисками, а и отпустит, вода кругом. У Первуши самого цветные круги перед глазами поплыли, звон в ушах появился. Чувствует – невмочь уже. Отпустил руки, от дна оттолкнулся, вынырнул, жадно воздух вдохнул, закашлялся. Воздух- то дымный, в горле от него першит. Выбрался на четвереньках на берег, сел. На воду смотрит. Не сделает ли попытки Калим выбраться? Тиха вода, ни пузырька воздуха на ней.

Первуша отдышался. Скоротечной схватка была. Быстр и силен Калим был, в первый раз с таким противником Первуша столкнулся, да первый блин комом не вышел, как по поговорке следовало.

Вдруг темная вода взбурлила, из нее что-то темное показалось. Первуша назад на пятой точке попятился, помогая себе руками и ногами. Неуж не утоп, не задохнулся Калим? Руками ветку нащупывает. Да что вороний царь, две жизни имеет? А только не Калим из-под воды показался – в отблесках пламени горящего острова сам хозяин вод. «Водяного дедушку», как уважительно звали в народе водяного, Первуша лицезрел впервые. Говорил о нечисти Коляда, но одно дело, слышать, другое – видеть. Велик водяной, не меньше полутора человеческих роста, да и то не весь виден, по пояс. Вместо волос на голове и бороды – водоросли. Тело зеленцой отливает, все в бородавках или наростах, не разобрать. Лицо округлое, тело толстое, да не от жира, от переполнявшей воды.

– Почто покой мой нарушили?

– Ты прости, водяной дедушка, отношения мы выясняли. Да супротивник мой несдержан, руки в ход пустил.

– Этот, что ли?

Водяной легко поднял тело Калима одной рукой. На глазах тело вороньего царя стало съеживаться, уменьшаться, пока не превратилось в мертвого ворона. Вместо черных одежд – обгорелые перья.

– Он самый, – кивнул Первуша.

– Так это же сам вороний царь! – удивился водяной. – Что-то я его сразу не признал. Оно понятно, смерть никого не красит.

Видимо, знаком был водяному Калим, но добрых чувств к вороньему царю водяной царь не испытывал. С видимым отвращением вышвырнул его на берег.

– Зачем воду отравлять, смердить? Его даже раки не тронут.

– Ты прости, водяной дедушка, за беспокойство. Отдохну я маленько да остров покину. Сам видишь – догорает все.

– Н-да! Не скоро еще деревья вырастут, как и трава. Ты не только Калима убил, а, почитай, весь остров.

– Не хотел. Мне трава-мурава и деревья не мешали. А вот Калим воронье на деревню наслал. Знакомцу моему глаз выклевали. Негоже так.

– Он не тебе одному мешал. Обнаглел совсем. Ну ладно, коли так. Но больше не беспокой. Мое царство тихое, шума не любит. А то осерчаю.

Водяной скрылся в глубине вод, как и не было. Только круги на воде разошлись. Первуша головой потряс, глаза потер. Как видение было. Но не морок, это точно. Надо же, как велик и разнообразен мир, не всегда видимый, но оттого не менее опасный.

Трава уже прогорела, земля черной сделалась. Деревья кое-где еще догорали. Остров теперь насквозь просматривался. Куда девалась былая красота? Все черное, курится дымом. То-то удивится народ из деревень! Грозы с громом и молнией, от которой могли деревья загореться, не было. Подумают на проплывавших купцов. Остановились на ночлег, костер для приготовления пищи развели да за огнем не усмотрели, уснув.

Жалко лампадку, сгинула она в пламени, Ратше не вернуть, как обещал. Зато груза никакого нет на обратный путь. Первуша заговор прочитал, крутанулся на ноге, обратился в филина. Тяжело поднялся в воздух. Устал он, подкрепиться бы. Но на острове абсолютно нечем. Летел до рассвета. Продолжил бы полет, да сил не было. Приземлился, обернулся человеком. Рубаха, почерневшая от дыма, на плече разорвана, в пятнах крови. Деревня недалеко виднеется. Хлебушка бы испросить, да в такой одежде стыдно: как погорелец. Нашел ручеек, рубаху простирнул, на ветку повесил сушиться. Сам омылся, скинув портки. Устроился под