Вдвоем закончили ремонт двери, навесили.

– Бревном будем подпирать? – поинтересовался Мышата.

– Нежить не придет, если только дикий зверь, да и то сомнительно. Запах отпугнет. Порубленная нежить, пожарище. Не по нраву зверью сие. А доброго путника, случись он, сам приветишь.

– Вот удивляюсь я тебе. Молод, а рассуждаешь здраво. Я ведь постарше тебя буду, почитай – в два раза. А главенствуешь ты. Почему так?

– У каждого свое умение. Ты, скажем, силен в одном, я в другом. Начни сейчас сеять, я тебе первенство уступлю.

– Устал я сегодня, да и ночь бессонная выдалась. Давай почивать.

– И я не против.

Через несколько минут оба уснули. Сутки на ногах провели, и не в самых приятных хлопотах. Через разорванный пузырь на маленьком оконце поддувал свежий воздух. От печи теплом веяло. Благодать! Ночь прошла спокойно. Да и кому бесчинство учинять, если со всей деревни их в живых только двое.

Утром поднялись рано, с солнцем. Мышата печь растапливать начал, а как разгорелась – чугунок с водой поставил. С ледника, что под амбаром был, принес копченого сала шматок. Потом примерился, половину отмахнул. Одну часть нарезал тонкими пластинами – кулеш заправить. Вторую половину в чистую тряпицу завернул.

– Первуша, это тебе запас в дорожку. Не побрезгуй, от чистого сердца. А еще полкраюхи хлеба. Больше бы дал, да нет. На завтрак оставил немного.

– И на том спасибо, хозяин, за доброту, за кров над головой.

– Обязан я тебе. По совести если – до гробовой доски поить-кормить должен. На Руси испокон века так.

– Сочтемся.

А по избе уже запах аппетитный пошел. Мышата крышку на чугунке открыл, в булькающее варево сало бросил, помешал. Спустя время чугунок ухватом вытащил. На стол поставил.

– Погоди чуток, остынет да настоится, духом пропитается. Вкуснятина будет.

Позавтракали после молитвы на образа. Первуша с хозяином облобызались троекратно, по обычаю. Первуша узелок с книгами да едой от Мышаты за спину забросил на посохе. В путь отправился. Руку на сердце положа, сам пока не знал – куда. Ноги сами несли.

Далеко за полдень, одолев десяток верст, присел под раскидистой ивой отдохнуть в тени. Только тряпицу развернул на траве молодой, собираясь подкрепиться, сверху голос девичий, нежный:

– Не угостишь ли, добрый молодец, кусочком хлебца?

Первуша голову поднял. На ветке в полупрозрачной одежде полуденница сидит.

– Отчего же не приветить, не угостить деву красную?

Первуша отломил кусочек, встал, полуденнице протянул. Взяла с благодарностью, улыбнулась. Первуша сало съел, хлеб. Крошки хлебные с тряпицы в ладонь стряхнул, в рот кинул. И снова голос сверху:

– Прилег бы отдохнуть, устал в дороге. А я постерегу твой покой.

– Последую совету. На тебя полагаюсь.

Первуша узелок с книгами под голову пристроил, вздремнуть немного успел. Вроде короток сон, а освежил. Да не сам проснулся, полуденница разбудила:

– Вставай, молодец, туча черная находит. Как бы дождю не быть. Слышишь – затихло все, как перед бурей.

– Спасибо за заботу!

Первуша, немного отдохнув и подкрепившись, отправился в путь. С полуденной стороны в самом деле грозовая туча надвигалась. Юноша шаг ускорил. Со слов Мышаты, уже скоро деревня быть должна. Сам-то если промокнет – не велика беда, а за книги редкие и сердцу дорогие опасался. Книги рукописные, чернила от воды поплывут, страницы склеятся – беда будет.

Как ни торопился, а туча догнала. На дорогу первые крупные капли упали. А с пригорка уже деревушка видна в полтора десятка домов. Первуша побежал. Издали видно было, как хозяева птицу и скот во дворы загоняют. В деревушку вбежал, запыхавшись. Гром громыхнул так, что земля затряслась, молния ослепила. Первуша в первый же двор постучался. Хозяин на крыльцо вышел, под навесом остался:

– Кого нелегкая принесла?

– Хозяин, пусти от непогоды укрыться.

– Ступай дальше, самим места мало!