толмачей-переводчиков.

Генуэзцы укрепились по южному берегу Крыма от Чембало (Балаклава) до Кафы. Татары занимали земли от побережья до Перекопа, столицей имея Бахчисарай. Главным занятием жителей Кафы была работорговля. Скупали рабов у татар, литовцев, русских разбойников. Любая война вела к обилию пленных, активно скупавшихся генуэзцами. Цены в такие периоды падали. За финна или простолюдина из русских или черкесов давали по десять копеек. А перевезя кораблем в Каир или европейские города, выручали за грека 90 дукатов, за татарина 130–140, а за русского 70. Строптивы славяне да зачастую норовят сбежать. Так бы и процветала Кафа, да в первой половине XIV века в орде было принято мусульманство. Кафа жила, торговала, богатела, не зная, что истекает последний год существования под эгидой Генуи.

Первуша поспел к городу буквально за три месяца до высадки османских войск в Феодосии. В том же году крымский хан Менгли- Гирей признал себя вассалом Османской империи.

Первуша от политики далек был. Для него главным было – найти брата. А только в Кафе восстание вспыхнуло под лозунгом «Да здравствует народ, смерть знатным!». Многих чинов побили до смерти, богатые дома разграбили. Городская стража немногочисленна, справиться с бунтовщиками не могла.

Бунт и последующие события отразились на судьбе Первуши и его брата.

Сначала Первуша увидел море. Издалека показалось – лес, тайга непроходимая впереди. А приблизился – вода зеленоватая, по ней лодки и кораблики плавают, да сверху на высоких палках куски материи, не знал тогда, что паруса это. Чудно! Коляда не рассказывал. Может, потому, что близко от родных мест моря нет? Справа берег появился. Пора на землю садиться. Приземлился на берегу, обернулся человеком. Интересно стало, какой вкус у водицы. Наклонился, в ладонь набрал, в рот взял. Фу! Горько-соленая! Выплюнул. Неуж такую воду люди в пищу используют? Повертел головой по сторонам. А местность-то знакомая, хоть и не был никогда, зато в книге видел. Степь, вверх подножия возвышенностей. Гор раньше не видел, полагал, что они и есть. А левее городские стены. Идти туда поостерегся. Не знал тогда, что идти можно. В ухе кольца раба нет, стало быть – свободный человек. Никто не тронет. А что одежда русича на нем, так в Кафе и не таких видели. И европейскую генуэзскую, и яркую турецкую, и белую египетскую. Говор в городе многоязыкий, настоящий Вавилон.

Направился к людям, что в степи неподалеку работали. Приблизился. На мужчинах одежда ветхая, худы, загорелы от яркого солнца. Сразу в глаза бросились серьги в ушах, допрежь не видел никогда.

– Русичи есть ли?

– Есть.

Мужчины работали мотыгами и кирками, долбили землю. Земля для таких работ плохая, камень на камне, сухая, плотная.

– Не знаешь ли Вторушу Фомичева?

– Родственника ищешь? Тут, в городе, тысячи таких, как он. Если за море не увезли.

Неспешной походкой к Первуше подошел надсмотрщик. Тоже раб, судя по серьге в ухе. Но одежда получше и выглядит сытым, ребра не выпирают.

– Работай, а то отведаешь плетки и не получишь вечером похлебки, презренный!

Надсмотрщик поигрывал плеткой, демонстрируя свое положение, доверие хозяина. Раб не смел бить свободного господина, за это следовала смертная казнь. Раб поспешно отошел, принялся за работу.

– Родственника ищу.

– Это тебе на городскую площадь надо. Там все владельцы рабов собираются. Для начала выясни, у кого раб, потом с хозяином договаривайся о цене.

Совет дельный. Первуша поблагодарил надсмотрщика, направился к городским воротам. У ворот двое стражей. На головах шлемы, на груди кирасы железные, в руках алебарды, штанишки коротенькие, немного ниже колен, башмаки с пряжками. Опять чудно! За воротами узкий переулок. Дома всё каменные, с поверхом. Переулок к площади вывел. О! Да Елецкому торгу далеко до Кафы! Народу полно, шум. А товара никакого, кроме рабов. И светлые, славяне да чухонцы, черноволосые – черкесы, и вовсе чернокожие есть, как будто сажей вымазаны. Первуша удивлялся, каких людей только нет на свете!

Молодые и дети, мужчины и женщины, только пожилых и стариков на невольничьем рынке нет. Владельцам невыгодны, кормить их надо, а цена бросовая. Торговцы живой товар нахваливают на всех языках.

– Посмотри, какие мускулы! Хорошо работать будет! – кричал один.

– А вот женщины! Девственницы есть!

– Кому кормилица нужна?

Первуша оглушен шумом, криками торговцев, плачем рабов. Иной раз на торгу живым товаром семьи разлучали. Походил, потом