Дед, как был в исподнем, трусцой направился к воротам, калитку отворил:

– Заходи, гость дорогой.

В избе лучина горит, да света от нее мало, круг в аршин едва освещает, а углы избы в потемках.

– Зоряна где же? Ужель спит?

– Да кто же в ее годы спит в это время? На гулянках, с парнями и девчатами. У реки собираются. Не слыхал разве – поют?

– Вроде нет.

– Что ты! За ней сейчас толпы парней ухлестывают! Первая красавица на деревне, проходу не дают.

– Вон как!

– Угостить бы тебя с дороги, да нечем, – вздохнул Шигона.

– О! Это я тебя угощу. Расстегай с белорыбицей.

– На постоялом дворе купил?

– Круче! Купец Нифонт угостил. Сына я его пользовал.

Первуша тряпицу развернул, на стол угощение уложил. Дед сыто навел.

– А второй Зоряне оставим.

– Непременно. С гулянок придет – проголодается.

Разговор прервался. Шигона уплетал за обе щеки расстегай, периодически вскрикивал:

– Ох, вкуснотище! Неуж каждый день такое едят?

Первуша сыт. На деда смотреть смешно и печально. Потому как человек досыта вкусной еды не ел. Первуша хорошо его понимал, сам иной раз голодал. Но деду благодарен был: он приютил его, поделился последним, что в избе было. Наевшись, Шигона на полати одеяло и подушку бросил.

– Повечеряли, спать пора.

А кто бы против? Ох, с каким наслаждением растянулся на чистой лежанке Первуша! Уже под утро скрипнула дверь, в избу тихонько девушка вошла. Быстро разделась, шмыгнула на печь, на лежанку теплую. Дед проснулся первым, по-стариковски не спалось.

– Зоряна, просыпайся, гость у нас.

– Ну, дедушка, дай немного еще поспать.

– Первуша у нас, мыслю – не надолго.

Шорох послышался. Первуша разговор слышал, сел на полатях, глаза продирал. В избе уже светло, солнце встало. Вдруг из-за печи к нему девица метнулась, в одной рубашонке. Обняла крепко, в губы жарко поцеловала, обдала запахом девичьего тела.

– Ты что же, бесстыдница, вытворяешь? – делано возмутился дед.

Зоряна отпрянула. Ба! Какая красавица! Лицо – только иконы писать, ни одного изъяна, тело налитое, крепкое. И знает же, что хороша собой, потому как парни роем вокруг вьются. Но знает, кому красотой обязана.

– Сейчас завтрак приготовлю, – улыбнулась она.

– Воду вскипяти, Первуша расстегай рыбный принес, тебе оставили.

Первуша с дедом вареных яиц поели со ржаным хлебом, сытом запивая. Зоряна быстро расстегай съела.

– Вкусно, каждый день бы так!

– Рассказывай, как жизнь молодая идет.

Первуша хотел услышать, что изменилось. Дед деликатно из избы во двор вышел.

– Лучше всех, только девки деревенские больно завидуют.

– Пусть утрутся, ноне в твоей избе праздник.

– И я такожды думаю. А хорошо быть красивой. Парни ухаживают, слова ласковые говорят.

– Ты только голову не теряй. Ну, пора мне. Через два месяца, по осени, буду у купца. К вам зайду обязательно.

– Ждать будем.

Первуша с Шигоной и внучкой сердечно простился, вышел со двора. Околица за плетнем хозяйства Шигоны, последний его дом в деревне. Пока шел, оглядывался. Шигона и Зоряна стояли, руками махали. Люди простые, добрые, приветливые.

Как скрылась деревня из вида, наговор прочитал, на ноге крутанулся, обращаясь в стрижа. С высоты птичьего полета так красиво! Зелень дубрав и лугов изумрудная, хлеба желтым колосятся, реки серебром отливают. И люди внизу маленькие. Упс! Вперед смотреть надо, едва со стервятником не столкнулся, но успел отвернуть. Всегда полагал – невозможно сие, в воздухе пространства много.