просил. Похлебка перестояла, – запричитала она.
– Окстись, Дуняша! Хоть и не пост сейчас, а попоститься всегда полезно. Ан не испортились расстегаи. Собирай на стол, вкушать будем.
Кухарка еду на блюда, в трапезную носить стала. А Первуша котелок в руки, просит купца:
– К сыну веди!
Купец на чугунок глянул, подумал – жидкое варево.
– Не споткнись только. Разольешь, а нового снадобья не скоро привезут.
Сын Нифонта, Олег, явно отцом о прибытии Первуши извещен был. Не в постели встретил, как в первый раз, а на лавке сидя. При появлении Первуши в комнате встал, скособочившись. Поклон отбил, отдавая дань уважения младшего старшему.
– День добрый, Первуша-знахарь!
– Вечер уже за окном. Здравствуй, Олег. К лечению сегодня приступаем.
– Заждался уже.
– Снимай портки, на лавку ложись. И смотри, как делать буду. Потому как сам потом повторять обязан. Чугунок с лечебной мазью в прохладном месте держи. Солнце на него попадать не должно, иначе силу потеряет. И мазать будешь дважды – утром и вечером. Чугунка надолго хватит, мыслю – на два месяца.
– Так долго?! – У Олега лицо скривилось.
– Нешто кости растут быстро? Нифонт, у тебя бечевка найдется ли? – повернулся к купцу Первуша.
– Нашел о чем спросить! Тебе сколь?
– Да пол-аршина.
Когда купец принес, на конце тонкой бечевы Первуша узелок завязал, потом к покалеченной ноге Олега приложил. На уровне пятки еще узелок сделал, мальчонке отдал.
– Повесь на гвоздик или под подушку положи. Каждую седмицу меряй, как я только что, и узелки вяжи. А теперь мазать будем.
Первуша легкое разминание мышц сделал, кровь разогнал. Так мазь быстрее действовать будет. Мальчонке больно, дергается немного, но зубы стиснул и молчит. Это хорошо, сила воли есть, стремление выздороветь присутствует. Закончив, одеяльцем прикрыл ногу.
– Всегда так делай, теперь отдохнуть немного. И каждый день утром и вечером мажь.
– Забудет, так я напомню, – прогундел Нифонт. – А теперь к столу.
– Руки бы мне ополоснуть от мази, не то ложка из рук выскользнет, – пошутил Первуша.
– Сам солью.
Это признак особого уважения к гостю. Нифонт полил водой из кувшина, подал полотенце. Первуше приятен знак внимания и неудобно. Купец старше, богаче, семья у него. А кто Первуша? Начинающий знахарь, мало кому известный.
Ужин, совмещенный с обедом, да все по вине Первуши, затянулся. И щи подали, и кур запеченных, и расстегаи. Первуша наелся досыта, кухарку поблагодарил. Время позднее, пора и честь знать.
– Пойду я, Нифонт. Если можно, дай расстегай. К знакомым ночевать иду, угощение будет.
– Так ночуй у меня, место есть, не стеснишь.
– Пойду, проведать хочу, давно не был.
– Тогда задержись, я мигом.
Купец вернулся быстро, в чистой тряпице пара расстегаев. Честно говоря, шибко понравились они Первуше, да и то сказать, начинка-то не из карася костлявого или судака совсем постного, сухого, а из белорыбицы. Водилась такая в больших реках, но Первуша сам ее не видел. Баяли – копченая больно жирна и вкусна, да денег больших стоит. Когда прощались, Нифонт заявил:
– Ежели сыну поможешь, я в долгу не останусь, серебром отплачу.
– Рано пока об этом. Через два месяца появлюсь, сына осмотрю.
– Верю, полагаюсь на тебя.
Деревня по позднему времени уже спать ложилась. Пока Первуша по улице шел, свет в окнах гас. Вот и последний дом на улице. Первуша в калитку постучал. С крыльца спросили:
– Кого в ночь принесло?
– Дед Шигона, не узнал?
– Первуша?