чувственные ряды для виртуальных утопий; однако на широко распространённом жаргоне принадлежать к «Народу Солипсистов» значило перестать обращать внимание на внешний мир.
Через три субъективных недели – почти четыре года в реальном времени, – после своего возрождения Хоторн сошёл с этой развесёлой карусели на достаточно долгий срок, чтобы познакомиться с новостями извне. Ничего особенно драматичного или неожиданного в сводках событий не было – ни шокирующих политических потрясений, ни ошеломительных технологических прорывов; гражданских войн и голодоморов не меньше и не больше, чем в прошлом. Заголовки сюжетов Би-би-си на текущий день гласили: «Пятьсот погибших от урагана на юго-востоке Англии»; «Европейская Федерация урезала квоту приёма экологических беженцев на сорок процентов»; «В ходе торговой войны из-за тарифов на продукты биотехнологии корейские инвесторы исполнили свою угрозу и наложили эмбарго на правительственные бонды США»; «Коммунальные предприятия начали отключать федеральные правительственные здания от воды, электричества и коммуникаций». В целом, несмотря на мелкие детали, всё казалось знакомым, как фирменный готовый завтрак: та же консистенция, тот же вкус, какие запомнились ему и четыре года, и восемь лет назад. Не сводя глаз с терминала перед собой, привлечённый до странности умиротворяющими обобщенными образами, он ощущал, как три недели танцующих саксофонов и обитаемых картин отступают и становятся незначительными, словно они были лишь ярким сном. Или по крайней мере чем-то, идущим по другому каналу, чем-то таким, что нельзя перепутать с новостями.
Кейт сказала:
– Знаешь, ты ведь можешь сидеть здесь всегда и смотреть это вечно, если хочешь именно этого. Есть Копии, мы называем их Свидетелями, которые специализируются на превращении себя в… системы; они ничем не заняты, кроме просмотра новостей – настолько подробного, насколько допускает замедление. Ни тел, ни усталости – их ничто не отвлекает. Наблюдатели в чистом виде: смотрят, как разворачивается история.
– Этого я не хочу.
Он, однако, не сводил глаз с экрана. Непонятно, почему Хоторн вдруг заплакал, тихо и скорбно, оплакивая нечто, чего не смог бы назвать. Не мир, который описывали новостные системы, – он никогда не жил в этом месте. Не людей, присылавших ему свои прощальные записи; они были полезны в своё время, но теперь для него уже ничего не значили.
– Но?
– Но наружный мир для меня всё ещё нечто реальное, даже если я не могу больше быть его частью.
– Ты можешь это изменить, – сказала Кейт.
– Что изменить? Виртуальная реальность есть виртуальная реальность. Я не могу превратить её в нечто другое.
– Ты можешь изменить свой взгляд, своё отношение. Перестать считать здешний опыт «недостаточно реальным».
– Это легче сказать, чем сделать.
– Вовсе нет.
Кейт вызвала панель управления и показала Хоторну программу, которой он мог воспользоваться, чтобы проанализировать собственную модель мозга, выявить свои сомнения и опасения по поводу перспективы повернуться к миру спиной – и удалить их.
– Лоботомия по принципу «сделай сам».
– Ничего подобного. «Физически» ничего не удаляется. Программа методом проб и ошибок производит настройку синаптических связей, пока не находит минимальное воздействие, дающее желаемый эффект. Попутно она создаёт, опробует и стирает несколько миллиардов недолговечных упрощённых версий твоего мозга, но об этом можешь не беспокоиться.
– А ты сама это пробовала?
Кейт засмеялась.
– Да. Из любопытства. Но она не нашла во мне ничего, что можно изменить. Я уже приняла решение. Ещё снаружи я знала, что хочу именно этого.
– Так, значит… я нажимаю кнопку, и здесь сидит уже кто-то другой? Синтетический удовлетворённый клиент быстрого приготовления? Просто аннигилирую себя, и всё?
– Это же ты – парень, который прыгнул с обрыва?
– Нет. Я как раз тот, который этого не делал.
– Ты себя не аннигилируешь. Просто меняешь то, что необходимо. И всё равно будешь называть себя Дэвидом Хоторном. Чего
