© Greg Egan, 1994

© Владислав Заря, перевод, 2016

© Михаил Емельянов, иллюстрация, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Пол Дарэм открыл глаза и заморгал – в комнате было неожиданно светло, – затем лениво вытянул руку, чтобы ладонь оказалась в пятне солнечного света на краю кровати. В луче, падающем из щели между шторами, плавали пылинки, и каждая словно по волшебству возникала ниоткуда, а потом бесследно исчезала, пробуждая воспоминание детства, когда эта иллюзия в последний раз казалась такой гипнотически захватывающей. Он стоял в двери, ведущей на кухню; полуденный свет прорезал комнату; пыль, пар и мука вихрем взвивались в сияющем воздухе. На одно мгновение полусна, пока Пол силился проснуться, собраться, упорядочить существование, показалось, будто соседство двух эпизодов созерцания пылинок в солнечном луче, которые разделяли сорок лет, так же осмысленно, как обычное перетекание времени из одной секунды в другую. Он проснулся ещё чуть-чуть, и замешательство рассеялось.

Пол чувствовал себя очень бодрым, но не хотел терять обволакивающее ощущение комфорта. Он не мог вспомнить, почему проспал так долго, но это его не слишком заботило. Растопырив пальцы на прогретой солнцем простыне, он думал, не уплыть ли обратно в сон.

Закрыв глаза, Пол позволил мыслям ускользнуть из сознания и вдруг поймал себя на чувстве тревоги, неизвестно откуда взявшейся. Он совершил какую-то глупость, что-то безумное, и ему придётся об этом горько пожалеть… Но детали ускользали, и Пол заподозрил, что это лишь настроение, остаток замешкавшегося сна. Попытался вспомнить, что было во сне, но без особой надежды: если Пола не вышвыривал в реальность кошмар, обычно его сны стирались из памяти. И всё же…

Он спрыгнул с кровати и скорчился на ковре, уткнувшись лицом в колени и прижав к глазам стиснутые кулаки; его губы беззвучно шевелились. Потрясение от осознания было ощутимым, словно красный разрез на дне глаз, налитый пульсирующей кровью, или удар молотком по пальцу, и окрашено той же смесью потрясения, гнева, унижения и дурацкой растерянности. Ещё одно детское воспоминание: да, он приставил к деревяшке гвоздь, но лишь для того, чтобы замаскировать свои истинные намерения. Он видел, как отец ударил себя по пальцу, и знал, что ему нужен собственный опыт, чтобы познать тайну боли. И он был уверен, что дело того стоит – вплоть до момента, когда с размаху опустил молоток…

Пол раскачивался из стороны в сторону, находясь на грани истерического хохота, пытаясь выбросить всё из головы и дожидаясь, когда схлынет паника. Наконец она схлынула, чтобы смениться единственной и вполне связной мыслью: Я не хочу здесь находиться.

То, что он сделал с самим собой, было безумием, и это следовало прекратить как можно быстрее и безболезненнее. Как он вообще мог воображать, что придёт к другому выводу?

Пол начал вспоминать детали подготовительного процесса. Он предвидел свои чувства, именно так всё запланировал. Как бы паршиво он себя ни чувствовал, это лишь этап в предсказуемой последовательности реакций: паника – раскаяние – анализ – смирение.

Два этапа из четырёх пройдены – уже неплохо.

Пол отнял руки от глаз и оглядел комнату. Если не считать нескольких ослепительно-ярких пятен от прямых солнечных лучей, обстановку окутывал рассеянный мягкий свет: матово-белые кирпичные стены, мебель под красное дерево (имитация!), даже