движется?
– Ой та боже ж мой, можно подумать, шо я б вам не сказав?! Стоит, як пидсолнух в огороде!
Именно что не сказал. Вакула вообще не любил делиться личным.
Через пару минут Николя полностью был в курсе всех проблем тонких взаимоотношений единственной дочки козака Чуба и единственного сына дражайшей вдовы пани Солохи. Пару раз молодой человек едва удерживался от неприличного хохота, закусывал губу, но слушал не перебивая…
– Так от я вже сам и не розумию, треба оно мне али не? Она ж дивчина з сюрпризами та закидонами. У прошлых вечёрках опять спрашивала, добуду ли я ей те лабутены.
– Э-э…
– Ну то бишь черевички, да только на иноземный манер! А нешто я знаю, шо це таке, энти лабутены?
– Ну вроде как обувь, да? – уточнил Николя.
– Взутя, – поправил кузнец.
– Обувь.
– Я ж и кажу, взутя!
– Да ёлкина мама, пусть будет взутя, – всплеснул руками бывший гимназист. – Но по-русски это всего лишь обувь, чтоб ты знал!
– Так я и знаю…
– А чего тогда выё…ёживаешься?
Вакула поразмышлял, кротко вздохнул и признал, что реально выёживаться было не над чем.
– Отлично. Так вот, – примирительно протянул Николя. – Если мы с тобой самого господина исправника на сто восемьдесят градусов развернули, так неужто же ты будешь впадать в грусть из-за…
Кузнец гордо расправил плечи, ненавязчиво заполнив небольшую комнатку едва ли не от стены к стене. В карих глазах мелькнул опасный огонёк.
– Та вы, паныч Николя, никак меня обидеть хотели? Нешто я не вольный козак, нешто у меня гордости нема, шоб ось я так из- за какой-то юбки слёзы лил? Як тот, этот, ну… ваш, который… вин её ще потом придушив?
– Отелло, – догадался образованный друг.
– От он и есть. – Кузнец хлопнул ладонью по колену. – Так я не он, я долго страдать не стану, объеду Россию, та краше найду! От тока кажите, шо я сбрехнул, так петь мне з минарету козлиным голосом, коли не поменяю я уши ваши местами зправа налево!
– Вообще-то речь шла о том, что если вместе мы – сила, так почему ты впадаешь в грусть, вместо того чтобы попросить меня помочь?
– Ох… – тихо выдохнул разом сдувшийся Вакула. – Простите, Христа ради, паныч, то я за-ради той Оксанки вже голову потерял. Уж вот, на товарища верного голос повысил, як пёс цепной. А так и шо, впрямь помочь можете?
– Ну, надо разобраться в ситуации, оценить объект и сложность задачи. Может, хотя бы познакомишь для начала?
– Та за-ради бога. Пишлы!
– Пошли, – подтвердил Николя, легко вставая с лавки. – Давно хотел посмотреть на девушку, вот так легко вскружившую голову такому крепкому парню.
Кузнец сжал пудовые кулаки свои, похрустел пальцами, способными мять царские пятаки и гнуть подковы, как ивовые прутья.
– А и впрямь, что ж я як баба? Пойдёмте ж, коли старый козак Чуб с дьяком ещё гудят у моей маменьки, то, стало быть, полагаю, Оксана дома одна.
– Зайдём без повода? – уточнил галантный гимназист. – Ну, я имею в виду, что, может быть, стоит там шампанское взять, конфет французских, цветы опять же…
– Зачем?
– Затем, что мы в гости идём или как?
– Могу трохи горилки взять, – пожевав нижнюю губу, решился Вакула. – Думаете, шо ежели она выпьет, так и…
– Ничего подобного я не думаю! Ещё не хватало честных девушек на селе спаивать! Фу-фу-фу.
– Так они её сами пьют, аж даже хлещуть, – попытался оправдаться Вакула, быстро пряча бутылку на место. – И то верно, чего ж за-ради добрую горилку зазря тратить? Напьётся да и ще песни орать начнёт, приставать всячески со всеми… этими, як же их