душе своей любовь и нежность…

А кто из нас и когда способен забыть биение материнского сердца? Да нехай те моральные уродцы ищут себе новую родину на Туретчине, на Неметчине или в любых других чужих (звучанию слова русского) землях!

Но мы-то с вами иные, мы с родиной своей и в горе и в радости, поскольку за границей и горилка пресна, и водка солёна, и пельмешки тайские с креветкою, и блины-палачинки, а борщ наш, всеми искренне любимый, прозывается по всему царству полтавскому – борщом холопским! Да попустим ли мы стать холопами тех горделивых ляхов?!

Могучий атаман Сирко в гробу бы перевернулся при таких словах! Он бы, как и великий гетман Хмельницкий, проклял бы на веки вечные свой народ, вдругорядь сунувший волю свою в католическое ярмо. «На веки вечные едины с единокровным русским народом нашим!» – сказал Богдан, и нет веры тому, кто речёт иначе. Знаем, помним, верим, на том и крест целовали…

– Так от, паныч Николя, шо ж в сём деле робить будем? – спросил кузнец, когда они отошли на изрядное расстояние от Чубовой хаты и остановились под кумовой вишней.

– Если мы при всех заявили, что достанем эти проклятые богом черевички (глубоко сомневаюсь, что Господу есть до этого дело), то теперь обязаны сдержать слово.

– Так то понятно. А як, як?

– Ну, думаю, для начала нам надо найти того человека, который подскажет нам, где найти искомую обувь.

– То вы про черевички? – зачем-то уточнил кузнец.

– Будь по-твоему, пусть это называется взутя, черевички, или как ты их ещё называл, не помню, и слава богу! Я же не против, мне абсолютно пофиг. Так мы идём?

– Куды?

– Вакула, я с тебя периодически тупею, – остановился Николя, мученически возведя глаза к небу. – Кто у нас знает, как достать царицыны черевички во времена правления Николая Первого? Ты? Я? Нет. Значит, нам прямая дорога к тому же запорожцу Пацюку!

– Ни, паныч, до него не пойду. Я ще в тот раз вареников наелся!

– Тогда опять ловим чёрта, который к твоей маме в…

Вакула поднял кулак, и друг-паныч вовремя заткнулся.

– Тогда кто, Байстрюк?

– А от то добре! Нехай вин нам свои долги оплатит. Як я розумию, шо сей пан запорожец опять у шинкарки горилку квасит?

Николя почесал в затылке и признал, что, скорее всего, предложение разумное, и, более того, сразу согласился, что если где и искать запорожского чёрта, так только в жидовском шинке, как же иначе? Далее они оба просто пошли крюком в обход села, мимо заброшенной и мало кем посещаемой хатки бывшего запорожца Пацюка, мимо Вакуловой кузницы к еврейскому шинку.

– Ох, паныч, идём мы, идём, да тока я и Байстрюку не верю.

– Я тоже не верю. И что? – пожал плечами задумчивый Николя.

– Та, може, нам як-то иначе добыть те черевики?

– Да никак! Вот ты хоть на минуту своим умом подумай, как нам без чёрта добыть царскую обувь женского покроя и размера? Обратимся с официальным письмом, чтобы матушка императрица в Диканьку с нарочным курьером пару своих туфелек отправила?!

– Ни! Храни нас, Пресвятая Богородица, – перекрестился законопослушный кузнец, – а только за одну таковую наглость нам ще на уровне пана комиссара в солдаты лбы забреют!

– Вот именно…

– Опять же ж государыня наша, дай ей Бог всяческого благополучия в пропорции, росту высокого, сложения крепкого, так, поди, и ножка у ней трошки поболее, чем у моей Оксани. Она ж в её черевичках утопнет…

– Балда пушкинский, так ты у неё даже размер не уточнил?! – сокрушённо хлопнул себя по лбу Николя. – Вакула, ну… ну это просто… это северный пушной зверёк какой-то! Представь, ну вот добрались мы до матушки императрицы, а у неё размер ноги, скажем, тридцать пять! Или, не пытайся представить, а допустим, сорок четыре! Как вообще твоя Оксана собирается всё это примеривать?!

– Да нешто я у женских размерах чего понимать должен?! Поди, не подкова, разносит как-нибудь али ваты набьёт.

– Извини. Действительно. Можно ещё на тройной носок надевать…

На том, даже не обнявшись и не пожимая друг другу рук, замолчали приятели. Но если вдруг кто в тот момент вознамерился