Переведя дух, он снова оглядел казаков. Гетман был искренне благодарен за этот восторг, за ликование и крики «Слава!». Но увы, слишком хорошо знал он, как недолговечна и непостоянна любовь толпы, даже если называется эта толпа войском. Сегодня превозносят до небес, завтра завопят: «Геть!!!» С такой же искренностью.

– Браты-товарищи мои! – сильным, звучным голосом выкрикнул Хмельницкий, подняв руку в знак того, что хочет говорить, и дождавшись тишины. – Великое дело мы содеяли! Под Желтыми Водами да под Корсунем тоже били ляхов, однако враг тогда сильно уступал нам числом, да и было это все же не коронное войско. А вот ныне… – выдержал паузу, обвел рукой окрест, будто приглашая казаков самим поглядеть и убедиться. – Великая победа, которая будет прославлена в веках! Великая и добыча! В лагере, что спесивые паны трусливо бросили, в бегство ударившись, столько добра – каждому хватит! Всякий получит свою долю, никого не обижу!

– Слава гетману!!! – снова взревели тысячи луженых глоток.

Хмельницкий вновь подал знак, и через краткое время восстановилось спокойствие.

– Однако прежде всего надо нам восславить Создателя, благословившего оружие и святое дело наше. Вознесемся мыслями к нему в благодарных молитвах! – гетман, сняв шапку, перекрестился, и все дружно последовали его примеру. Кроме татар, толпившихся поодаль. – А потом, также с горячей благодарностью, воздадим хвалу человеку, который многое сделал, чтобы одержали мы победу. Человеку, брату нашему, храброму казаку, не жалевшему ни сил, ни крови, ни самой жизни… – Богдан сделал паузу, набирая воздуху: от волнения спазмом перехватило горло.

– Предводителю нашему ясновельможному, Зиновию-Богдану Хмельницкому! – не утерпев, закричал Выговский. И снова воздух содрогнулся от громового: «Слава гетману!!!»

Хмельницкий досадливо поморщился, замахал руками:

– Нет-нет, не мне! А храброму и геройскому казаку Нечипору Нетудыхатке, который выполнил тайное поручение мое, зная, что идет на лютые муки. Слушайте же, браты- товарищи! До поры должен я был держать сие в тайне, но теперь могу открыть правду!

Казаки затаили дыхание, боясь пропустить хоть слово.

– Сей достойный муж вызвался задурить панам головы, будто бы случайно попавшись к ним в руки. По приказу моему Нетудыхатка сказал региментариям, что ждем мы на помощь татар, да не считаные тысячи, кои и пришли, а целых сорок тысяч! А следом за теми сорока тысячами будто бы сам хан поспешает да ведет с собой всю свою орду! Ясное дело, ляхи переполошились, стали страшными пытками его терзать, выгадывая, правду ли он сказал, не соврал ли. А Нетудыхатка вынес все как герой, от слов своих не отрекшись. На дыбу его подвесили, руки вывернув, каленым железом жгли… А он стоял на своем, как святой великомученик. Так и отдал Богу душу… – Богдан, всхлипнув, закрыл лицо рукой.

Общий тяжелый стон прокатился над равниной.

– Вот потому-то и полезли следующим утром ляхи на замок, попавшись в ловушку! Торопились побить нас, пока не подошли татары! А мы их – со всех сторон картечью с гармат, почти в упор… Сами видели, браты-товарищи, что творилось! Тем и была обеспечена великая победа наша. Страшными терзаниями, лютой смертью казака Нечипора Нетудыхатки она куплена! Спи спокойно, герой, мученик… Отчизна наша тебя не забудет! – и гетман, прервав речь свою, снова уткнулся лицом в ладони. Плечи его затряслись.

Многие казаки, даже самые матерые и опытные, повидавшие всякого, тоже не удержались, начали утирать слезы.

– А зараз, браты-товарищи, за работу! – распорядился Хмельницкий, когда успокоился. – Героям павшим – вечная слава, а живым – жить надобно да дела свои делать. Велю погибших земле предать, оружие и прочие трофеи собрать с поля и раздать по полкам да куреням. После чего отслужим благодарственный молебен и попируем! Да еще как попируем! Ох, есть за что! – И он широко, счастливо улыбнулся. – Ну а потом, отдохнув да отоспавшись, будем делить панское добро из лагеря!

– Слава гетману!!! – снова прогремел общий крик. Хмельницкий еще раз поклонился на все стороны и пошел в шатер.

Выговский, нагнав его, шепнул:

– На бога, пусть пан гетман соизволит объяснить! Для чего…

– Наврал про Нетудыхатку? – оборвал его Богдан, также понизив голос. – А сам подумай! С кого казакам пример брать, с жалкого пьяницы и хвастуна или с бесстрашного героя? Знаю, ложь – смертный грех… Так ведь для святого дела!

Князь старался держать себя в руках, но было видно, что внутри у него все клокочет.

– Да, все случилось именно так, как предупреждал пан Анджей! Не просто поражение – разгром! Полный разгром, страшный и позорный. Тупицы-региментарии бежали, бросив лагерь и войско, за ними последовало прочее пышное панство. – Лицо Иеремии брезгливо скривилось, словно он учуял дурной запах. – А после уже повалили мелкопоместные шляхтичи и жолнеры! Неслись, словно зайцы, удирающие от волков, побросали все имущество, лишь чудом не растеряли шаровары и сапоги. За двое неполных суток покрыли расстояние от Пилявиц до Львова… В городе началась паника. О, Матка Бозка! Какой позор, какой срам! – Вишневецкий застонал, схватившись за голову. – Да, я знал, что так и будет, был к этому готов, и все же… Как это тяжело! Невыносимо тяжело! Бедная отчизна…

В его голосе звучало искреннее, непритворное страдание.

– Кутузову тоже было невыносимо тяжело оставлять Москву, княже! – вежливо, но твердо отозвался я. – Тем не менее войну он выиграл.

– Только такие мысли и утешают… Как самочувствие супруги пана? – внезапно, без всякого перехода спросил Иеремия.

– Благодарю ясновельможного, с ней все в порядке.

– Забыл спросить, у пана есть дети? То есть были в его мире?