сравнению с гордостью Императорского флота «Неукротимым», бывшим меньше аж на десять метров по длине. И вдруг – торгаш, как презрительно называли гражданские суда военные моряки, превосходящий по величине самый большой линейный корабль Русин! Ха, интересно, что бы сказали морячки, если бы узнали, что у нас стоит «Бисмарк»?! Да-да, тот самый! Который якобы утонул в четырёх сотнях километрах от французского Бреста. И ещё долго стоять будет. Потому что у нас нет ни специалистов, ни сил, ни средств, чтобы отремонтировать линкор.
Дальнейшее происходило под грохот корабельных двигателей, непрестанный мат экипажа, грузчиков и, естественно, гарь моих сожжённых нервов. Потому что поработать нам пришлось всем без исключения, вместо того чтобы просто сбросить сходни и выкатить на пирс доблестный китайский DongFeng Warrior EQ-2050, переделку американского «хаммера», но куда более надёжный и удобный, не говоря уж о внутренней начинке, и, естественно, куда менее прожорливый. Откуда добыча? Да из того же контейнеровоза, обнаруженного на кладбище кораблей. Нам неслыханно повезло. Судно, похоже, принадлежало военным и везло груз всякой всячины армейского назначения. В том числе и полсотни джипов. Танки, артиллерия, ракеты, в том числе и пять новёхоньких «Вей-Ши/Гардиан-2Б» с дальностью стрельбы в четыре сотни километров с очень приличным боезапасом к ним. Словом, ощущение было такое, что наши азиатские «друзья» куда-то перенесли целую военную базу…
В общем, попыхтели мы при выгрузке ого-го! И всё из-за того, что не смогли подойти ни к пристани, ни к берегу, несмотря на довольно малую осадку. Пришлось все грузы перегружать на местные баржи и уже с них переваливать на причал. С полицией и таможней уладили всё элементарно. Взятки, тем более на окраине Империи, ещё никто не отменял. А меди у нас было – завались. На одном только линкоре чистейшего купрума нагребли почти пятнадцать тонн, что превосходило государственные запасы всего континента Панъевропа вместе взятые. Здесь же, в Хараре, как назывался порт, меня и легализовали, благо специальное оборудование на «либерти» установили самое лучшее из имеющегося у нас. Ну а дальше – личный поезд, и в сопровождении роты охраны я направился в столицу. Там ребята пробыли со мной почти месяц, пока купили и обустроили подходящий особняк, наняли слуг, установили камеры слежения и компьютеры. А потом потихоньку вернулись обратно, оставив меня одного. Людьми мы разбрасываться не могли, и каждая пара рук ценилась в нашем мирке на вес платины. Не то что золота. Правда, народ побаивался меня одного оставлять среди неизвестных людей, да только волков боятся – в лес не ходить.
Вовку с собой я всё же не взял, ну а дочь… Ирина, едва родив мне первого внука, уже ходила со вторым… Хотя сын ко мне прилетал два раза по делам нашей колонии. Ну и навестить отца. Я ввёл его в местное общество, точнее – представил кое-каким знакомым. Сходил вместе с ним в местные культурные заведения, нечто вроде гибрида нашей оперы и балета, кинематографа у аборигенов не было. Хотя фотография процветала. Почему? Неисповедимы пути технического прогресса и нормальному объяснению не поддаются.
В общем, я жил в столице, собирал всю доступную мне информацию, переправлял на наш материк, благо для этого в доме установили мощную радиостанцию. Что меня запеленгуют или раскроют как резидента, совершенно не боялся. Во-первых, мы использовали наши армейские системы и пакетную связь, о которой здесь никто, естественно, представления не имел. Во-вторых, все переговоры мы вели, само собой, на чистейшем русском языке, говорить на котором не мог никто. Жить среди довольно развитых аборигенов было интересно. Более того, со временем ко мне привыкли, а мой личный «Воин» всегда вызывал острейший интерес у публики, где бы я на нём ни появлялся. Специальные службы, вроде Тайной полиции Империи, вежливо поинтересовались моей личностью, естественно, в соответствии со своим названием, тайно. Хи-хи. И, не выяснив ничего криминального и противозаконного, отстали, время от времени вытаскивая моих слуг и служанок к себе на доклад. Впрочем, я ничем таким и не занимался. Всю информацию получал из открытых источников, да иногда мои знакомые по клубу сообщали интересные вещи. Или сплетни. Сложить два и два я мог со школьных времён.
На настоящий момент в Русии налицо была классическая ситуация. Император окончательно пустился во все тяжкие, игнорируя свою супругу, которая ходила с очередным пузиком, уже четвёртым по счёту. И это не было бы бедой, если бы Русия существовала в мирном времени. Увы, войну Империя проигрывала окончательно и безоговорочно. Войска, голодая и не имея в достаточном количестве ни продуктов, ни боеприпасов, ни пополнений, ни оружия, кое-как держались на позициях. Но только потому, что Гонведия и Прусия готовили масштабное наступление. Информация была точной, из штабов Империи. Нашёлся у меня один агент и там… Кстати, старый, можно сказать, знакомый.
…Штабе-хорунжий Пётр Рарог медленно брёл по промозглой улице столицы Империи. На душе скребли кошки. Его родители скончались от тифа, и вызванный с фронта по этому поводу молодой офицер едва успел на похороны. Теперь он стал главой семьи, состоящей из, помимо него, старшего, ещё двух братьев и сестры. Увы. Пока он воевал, состояние рода и его финансовое благополучие пришло в полный упадок. Громадные долги, наделанные отцом, привели к тому, что заложенные земли и родовой особняк грозили перейти в собственность Банка. И никакого выхода из патовой ситуации не было. Денег взять негде. Совершенно. Его товарищи-фронтовики сами бедны как церковные крысы, а всё, что можно продать, не представляло сколь-нибудь значимой ценности или интереса для потенциальных покупателей.
А вокруг веселилась столица. Мимо проскакивали роскошные выезды, тарахтели самобеглые коляски, стайки разряженных гимназисток и курсисток строили глазки лощёным тыловым офицерам. На их фоне штабс-хорунжий, одетый в выгоревшую, повидавшую виды полевую шинель, смотрелся чужеродным. Что толку, что он уже два года на этой проклятой войне? Что был не раз ранен и пролил немало крови за Империю? Похоронил множество товарищей и друзей, а тут… Он с отвращением сплюнул на чисто выметенный камень, которым была вымощена набережная реки Уруры, протекающей через всю столицу. Сзади вдруг раздались визгливые вопли. Офицер резко обернулся. Из подворотни особняка выскочил, потрясая метлой, дородный дворник, ругаясь на каком-то незнакомом наречии, то ли скавском, то ли перельском. Ничего себе, как тут обнаглели! На него, боевого офицера, аристократа, смеет орать какой-то инородец?! Рука сама скользнула к клапану кобуры, которая полагалась по этой форме одежды. Заметив движение военного, дворник затих и проворно спрятался обратно. Зло выругавшись, отчего пробегавшие мимо прилично одетые барышни скорчили брезгливые рожицы и, фыркнув, промчались дальше, цокая каблучками модных полусапожек, Пётр медленно побрёл дальше. Что делать дальше, он не знал. И выхода не видел.
Внезапно навстречу ему с угрожающим видом вышли трое. Полиция. Городовой и два нижних чина.
– Нарушаете, почтенный?
– Что? – От неожиданности офицер замер на месте, и тут же подскочившие полицаи ловко заломили ему руки за спину, а городовой выдернул револьвер из кобуры.
