Нет, я не ожидала, конечно, что он заорет во весь голос, как Луиза в первый раз, но все, к чему присоединяется приставка «некро», в мире воспринимается с некоторой… с осторожностью.
– Почему ты держишь его все эти годы?
Мог бы заикаться начать ради приличия. Непробиваемый.
– Он мой друг.
Я подошла и поправила Луни воротник: высокий, скрывающий плотный фиксатор для шеи, погладила по щеке. Не знаю, как это смотрелось со стороны, но мне наплевать. В день пожара нас связало нечто большее, нежели просто магическая пуповина. Что бы кто ни говорил.
– Как тебе это удалось?
– Первое время я делала это неосознанно – вливала силы в человека, который спас мне жизнь. Упокоить его отец не мог, разве что сжечь или разрубить на куски. Но поскольку я умудрилась связать нас магией, неизвестно, как это могло отразиться на мне. Поэтому он учил поддерживать Луни, не причиняя вреда себе. Создавать пограничное поле, насыщенное тьмой, – как источник для его существования. И постоянно требовал перерезать ментальную пуповину, способную меня убить.
Кукле нужно откуда-то черпать силы, чтобы не превратиться в истлевший скелет. Поначалу он тянул магию через меня, позже я научилась направлять в него силу грани напрямую.
– Дай угадаю. Ты отказалась разорвать связь?
Я кивнула.
– Он бы избавился от него. В тот же день. Я была совсем маленькой, но это понимала. Или даже чувствовала. Не знаю.
С этого началось наше противостояние. Когда отец понял, что я не подчинюсь, он стал цепляться к малейшим ошибкам, чтобы сделать мне больно, заставить чувствовать себя никчемной бездарностью. И вместе с тем прививал мысль, что без силы я превращусь в жалкую пустышку. Дочь герцога должна быть лучшей во всем – так мне твердили, и вместе с тем когда матушка пыталась заикнуться о должном воспитании для девочки, слова падали в пустоту. Отец постоянно требовал от меня разорвать связь и усыпить «создание», как он его называл, но я не сдавалась. Единственный, кого я в своей жизни отстояла.
Анри приблизился, и Луни заворчал – глухо, утробно, предупреждающе.
– Я не собираюсь на нее нападать, дружище. Просто хотел сказать тебе спасибо.
Это выглядело не менее странно, чем моя проникновенная забота о зомби, но благодарность затопила сознание и сердце. Луни снова принюхался, всхлипнул – звук был такой, словно кто-то с размаху наступил на смятый бумажный пакет. В его случае это величайшее проявление чувств, я бы даже сказала нежности, если бы язык повернулся.
– Кажется, ты ему понравился.
– Я рад.
Ни тени насмешки.
Луни потянулся ко мне, и я его обняла.
– Прости, что так долго не приходила.
– Это из-за меня.
Анри прислонился к стене, пламя заплясало по его волосам медью. Он еще более сумасшедший, чем я думала. Хотя… кто бы говорил. С нас сейчас хоть картину рисуй, под названием «Молодожены и мертвец».
– Он всегда был со мной. С самого детства.
Однажды выломал дверь во время наказания и набросился на отца. Обычно я запирала Луни на время занятий, а после того случая стала усыплять его, если отец злился. В книгах говорится, что куклы не чувствуют боли ведущего, для них защита – это всего лишь инстинкт, но я сомневалась. Потому что хорошо помнила переполненные тоской глаза и потому что связь была обоюдной.
– Тереза, а ну вернись ко мне. Хватит шляться по прошлому, там все равно одни призраки.
Не могу не согласиться. Если какие призраки и способны причинить вред, то это призраки прошлого.
– После смерти отца я все-таки разорвала связь, отрезав себя от Луни. И долгое время считала себя предательницей. Наверное, это было малодушно: он меня чувствует, но я его – нет. Я оставила его одного. Но я больше не могла. Просто не могла постоянно выносить эту ледяную пустоту и тоску…
– Не оставила. Иначе бы нас здесь не было. – Анри мягко привлек меня к себе. Я дернулась, но он не отпустил. – Ты и так слишком долго была рядом. И ты до сих пор его держишь.
Чем дольше мы так стояли, тем спокойнее мне становилось.
Я действительно могла усыпить его навсегда уже давно – защита мне не требовалась, только Луни никогда не был просто