главные двигатели, отключила сигнал, идущий на мостик, и все устройства, заряженные для использования в будущем, бросила энергию на отражатели, но слишком поздно: прежде чем защитные поля достигли максимальной мощности, Кир — стрелявшая вручную, без всяких интервалов — попала в Нее пять раз.
Идея Смитсона сработала; его идеи всегда срабатывали. Но эта не остановилась даже тогда, когда экипаж «Чарльза Мэнсона» получил все, чего хотел.
Выстрелы Кир попали в пространство между кратерами в миделе и на корме, испарив пластинки обшивки и оставив после себя пять параллельных отметин, как будто «Веру» ударила чья-то когтистая лапа; затем отражатели начали работать на максимальной мощности, они помутнели и чуть ли не затвердели. Теперь даже экран не мог проникнуть сквозь них, не говоря о лучах.
Когда Она отрубила сигнал, идущий на мостик, то вместе с ним убила копию Тахла. Та качнулась в сторону, словно от порыва ветра, и распалась на множество частиц, те, в свою очередь, разделились, превратились в свет и пропали. Двойник умер неожиданно, без всяких церемоний, как настоящий шахранин, и ничего не оставил после себя.
Белое сияние исчезло, отсек погрузился в сумерки привычного освещения. Температура повысилась, дыхание больше не замерзало, клубами вырываясь изо рта. Фурд жестом приказал Кир прекратить огонь; Ее отражатели прояснились, и экран смог показать, что творилось за ними.
Они ожидали, что там появится новый кратер или даже пять, что «Вера» извергнет из себя серебряную жидкость, переливающуюся неназываемым цветом, выбросит обломки с миниатюрными отметинами пяти когтей, а те сгорят без остатка. Вместо этого лучи выжгли между кратерами пять параллельных темных линий, словно по линейке вычерченных на писчей бумаге. Экран произвел замеры, дал увеличение: каждая черта была девятьсот футов длиной и меньше фута шириной, размерами не превышая миниатюрные пластинки, из которых состояла обшивка «Вера». Лучи всего лишь открыли второй слой цвета темного олова, сверкающий и неповрежденный.
— Всего лишь поверхностные повреждения, — прошипел Фурд Смитсону. — А ведь лучи были нашим единственным преимуществом, помимо нее! — Он кивнул в сторону Каанг, но взгляда от эмберрца не отвел.
— Она так сказала, коммандер, — подтвердила Каанг. — Или, скорее, так сказала моя копия.
Фурд не обратил на нее внимания и повернулся к Кир:
— Кратеры. Где кратеры?
— Коммандер, — встрял Тахл, — датчики засекли какое-то движение внутри «Веры».
— Наша техника никогда не регистрировала даже намека на активность внутри Нее!
— Да, это в первый раз.
Под обшивкой «Веры», казалось, медленно и грандиозно ворочался океан. Экран выдал какие-то данные, но в них не было видно и капли смысла; они говорили, что движение происходит на расстоянии девяти тысяч миль внутри Нее. Зонды потеряли сигнал, снова нашли его, уже ближе к поверхности, всего лишь на расстоянии трех тысяч миль внутри корабля.
— Что это, Тахл?
— Вы сами видите показания, коммандер. Я не знаю.
— Что мы запустили? — прошептал Фурд Смитсону и шахранину. — Почему оно не показывается?
— Я не знаю.
Кратеры снова вспыхнули не имеющим названия цветом. Но в этот раз они прерывисто мерцали, и, когда экран хотел увеличить их изображение, Фурд в первый раз отменил его действие — «Отставить. Там ничего нет. Переключитесь вот сюда» — и приказал следить за пятью царапинами на левом борту. Свет в кратерах тут же потух, словно Она услышала коммандера или предвидела его действия.
«Чарльз Мэнсон» стал следить за отметинами.
— Вон там.
В точке, находящейся в трехстах футах от пробоины в миделе, что-то корежило поверхность «Веры»; оно толкалось снизу, раздвигая пластинки обшивки, иногда так двигались чешуйки в форме бриллиантов на коже Тахла, когда сокращались мышцы на предплечьях шахранина.
Активная зона была размером не больше книжной страницы и легко умещалась между двумя царапинами, создавая небольшую выпуклость в обшивке. Микроскопическое расстояние между пластинками постепенно нарастало, обнажая тонкую линию цвета олова — второй слой Ее обшивки, который уже просвечивал сквозь следы от когтей. Не дожидаясь приказа, экран дал общую картину.
Корпус свела еще одна судорога, в ста футах от первой; потом третья, затем счет пошел на десятки, и все они находились между ожогами от лучей, раздвигая пластинки обшивки, открывая темное олово второго слоя. Вскоре корабль покрыли сотни ранок. Они концентрировались на ограниченном пространстве и шли вдоль параллельных линий, оставшихся после лучей, а потому напоминали длинное слово, написанное от руки, — эффект только увеличивался благодаря регулярности повреждений, те повторяли очертания пластин обшивки. Экран приблизил изображение еще больше.
Пластинки аккуратно расходились в стороны друг от друга, и получившиеся линии, похожие на строчки рукописного текста, при увеличении казались
