- Познакомься, мой милый друг, — это вор, его зовут Отмунд, — сказал Эдван. — Он мой старый знакомый.

У Отмунда кровоточила скула: кровь просачивалась через коричневую корку, закрывавшую рану, левый глаз опух (мне показалось это чрезвычайно важной деталью, — именно левый глаз — в следующий раз буду целиться в правый, Отмунда бить легко, он ведь ничего общего с Клем не имеет, а значит, я сильнее его). Вор смотрел сквозь меня, будто в полусне, едва пошатываясь.

Я закричал на весь зал: «Хреновые из вас лекари!!!» и спокойно обратился к Эдвану, не скрывая сарказма: «Отмунд? Нам бы вымереть с такими именами, как динозаврам!».

- Мой милый друг, ты там, где нужно! — говорит мне Эдван.

- Смешно. Псих! Этот маразм меня доконал! Я ухожу отсюда.

- Правда? Тогда зачем приходил? Хотел что-то спросить? Говори, я слушаю.

- Я не знаю, зачем пришел… — бубню. — Тут была девушка, ее зовут Клементина Доре, никто не видел? Мне ей куклу нужно подарить… — бубню. — Но мне домой пора, ты бы не мог передать ей куклу? Ту, у которой зеленые, а не вишневые, глаза…

Эдван взорвался громким смехом, Отмунд выпучил свой целый глаз.

- Мой милый друг, — обращается ко мне сквозь гогот, — ты уж в который раз задаешься не тем вопросом! Ты бы спросил: «зачем я здесь?», «зачем здесь Клем?», «что со мной будет?!» Останься! Отдохни! Уже совсем скоро начнется шоу, — улыбается.

Незыблемый трепет перед этим человеком, снова ввел меня в ступор: я слепо повинуюсь и, как следствие, не усваиваю информацию, внимание рассеивается… у Эдвана в руке сигарета… а курят ли люди, пережившие пожар? Я обобщаю… Хорошо, останусь и отдохну. Я даже рад, что меня ограбили и человек, совершивший это, какое-то время не сможет видеть левым глазом. Мы в расчёте: я оплатил аттракцион — слабый наказан. Сколько стоит один удар? А! Значит увечье это бонус? Мне, пожалуй, три удара и два плевка! Бить могу куда хочу? Это самая лихая забава в мире! Клем держат взаперти! Плевать! Ей не привыкать, как и мне, а я не спасать ее пришел — проститься… Если верить этому олуху — Эдвану Дедье… Передам через него куклу… Клем поймет. Мотив мне не ясен… да это и не важно, я не силен в причинно-следственных связях. Зачем приходил? Может сказать, чего хотел?!

В этом зале свет сочится сквозь пальцы ног (кстати, само собой разумеется, все вокруг босоногие, что еще больше приближает их к хиппи-актерам… но я, конечно, вновь обобщаю), столбы света нанизывают тела, упираясь в подбородок; кто-то из-под земли руководит этими марионетками с помощью алых лучей-нитей, сценой же им служит сковорода и тот самый «некто из-под земли» греет безмозглых на пожарище. Их страдальчески искаженные лица демонически затемнены, они напоминают мне картины Лотрека, в особенности — «В Мулен Руж». Их образы обрывочны, они словно люди с площади, идущие в своем направлении, занятые своими мыслями, траектории которых никогда не пересекаются, за самым ценным и редким исключением. Одна незатейливая задача может привести их на эту площадь — кич незамысловатого человека, а круговорот сознаний, желаний, настроений душ этой площади, словно центрифуга, вышвырнет их в струю «глобального плана». Но уж об этом, они знать никак не могут! Как и я! Только ты, мой читатель! Эта площадь окружена громадными зданиями — исполинами, столь высокими, что они могут дотянуться до звезд. Эти атланты и днем и ночью наблюдают за площадью тысячами глаз, их зрачки затянуты пеленой — ограждением от душ, которые спрятаны внутри зданий. Эти души тоже наблюдают, наблюдают за тем, как я теряюсь в толпе навсегда, будто призрак, прикованный последним звеном в цепи, что остается, как нить Ариадны, следом за Героем. Некому пройти по этому лабиринту — нет Героя! Мой удел — лежать у входа в лабиринт, будучи частью «маятника», «карты», «метки», указывая на то, что я лишь кончик этого клубка,