Дровосек так никогда и не понял, почему волк сам, с покорной готовностью положил голову на пенек.

Или почему старуха – та, в которой гнев буквально клокотал, словно ячменная каша в горшке, – почему она, когда все было кончено, настояла, чтобы волка похоронили по-человечески, вместо того чтобы содрать с него шкуру, а остальное забросить в кусты.

Таков был конец большого злого волка.

Прошел примерно час. У домика, возле которого кипела какая-то оживленная деятельность, собралось довольно много дровосеков. Рубка леса – занятие не из тех, которые обычно предоставляют много возможностей поразвлечься.

Маграт мыла полы – прибегнув к тем самым чарам, которые вершатся с помощью ведра обычной мыльной воды и жесткой щетки. Даже нянюшка Ягг, чей и без того довольно скромный интерес к гордой роли домохозяйки полностью испарился, как только ее старшая дочь подросла настолько, чтобы удержать в руках тряпку, нянюшка и та чистила стены. Старенькая бабушка, которая не совсем понимала, что происходит, тревожно сновала следом за ведьмами, держа в руках блюдечко с молоком. Пауки, которые из поколения в поколение безраздельно владели потолком, были вежливо, но решительно изгнаны за дверь.

А матушка Ветровоск прогуливалась по опушке со старшиной дровосеков – молодым человеком с бочкообразной грудью, который крайне гордился своими кожаными с заклепками напястниками.

– Но он ошивался тут много лет, – пожал плечами лесоруб. – Вечно рыскал по округе, болтался возле деревень и все такое.

– Вот именно. И с ним никто ни разу даже заговорить не попытался! – рявкнула матушка.

– Заговорить? Так ведь он же волк! А с волками никто никогда не разговаривает. Животные не умеют разговаривать.

– Гм-м, понятно. А как насчет старушки? Ведь вас, дровосеков, так много. Вы когда-нибудь, хоть разок заглянули навестить ее?

– Что? Конечно нет!

– Почему?

Старшина дровосеков заговорщически наклонился вперед.

– Говорят, она ведьма, вот почему!

– Неужели? – удивилась матушка. – С чего это ты взял?

– Да все ж признаки налицо.

– И какие же это признаки?

Дровосек слегка смутился.

– Ну… она… живет в лесу и, почитай, совсем одна, так?

– Так, и что?…

– И… и… а еще у нее нос крючком, и она вечно что-то бормочет…

– И?

– И у нее совсем нет зубов.

– Ага! – догадалась матушка. – Значит, насколько я поняла, все дело в ее внешности. Просто вы не хотите иметь дело с такими, как она, верно?

– Верно! – с облегчением воскликнул дровосек.

– А то вдруг она только взглянет на вас, и вы тут же превратитесь во что-нибудь этакое, я правильно тебя поняла? – матушка сунула палец в ухо и задумчиво покрутила там.

– Ну, от ведьм всякого можно ожидать…

– Ну еще бы! – подтвердила матушка. – Здорово, что на свете есть такие здоровущие, сильнющие парни, как ты. Ц-ц-ц. Гм-м. Молодой человек, позволь-ка взглянуть на твой топор.

Дровосек вручил ей свое орудие труда. Перехватив его, матушка показно скрючилась, как будто держала неимоверную тяжесть. На лезвии топора до сих пор были видны следы волчьей крови.

– Ну и ну, какой тяжелый, – покачала головой она. – И, небось, ты ловко с ним управляешься?

– Два года подряд выигрываю серебряный пояс на состязаниях дровосеков, – гордо ответил старшина.

– Два года подряд? Целых два года? Ого! Это здорово. Это очень здорово. Надо же, а я еле поднимаю его…

Матушка, держа топор одной рукой, неумело попыталась взмахнуть им. Дровосек едва успел отскочить, когда лезвие просвистело у самого его лица и на четверть дюйма вонзилось в ствол растущего рядом дерева.

– Ты уж меня извини, – запричитала матушка Ветровоск. – Какая же я неловкая старуха! Никогда не умела обращаться со всякими сложными приборами!

Криво улыбнувшись в ответ, дровосек попытался отобрать у матушки топор.

Но внезапно силы оставили его, и он рухнул на колени. Лицо дровосека вдруг побелело как полотно.