Она сняла висящий на кровати мягкий чепец, напялила его и забралась под лоскутное одеяло.

– Вот те на, да ведь этот матрас соломой набит!

– Ничего, тебе на нем недолго лежать.

– Он колется! А еще кажется, в нем кто-то есть.

Стена домика содрогнулась от сильного удара. Ведьмы замолчали.

Из-за задней двери донеслось какое-то сопение.

– Знаешь, – прошептала нянюшка, пока они ожидали, что будет дальше, – буфет у нее почти пустой, дров не осталось. Да и съестного ни крошки. А молока в кувшине – на самом донышке…

Матушка быстро пересекла комнату, схватила что-то с очага и тут же вернулась на прежнее место у передней двери.

Через мгновение послышался лязг задвижки, как будто с ней возился кто-то, плохо управляющийся либо с замками, либо с собственными пальцами.

Дверь медленно, со скрипом приотворилась.

Комнату наполнил удушливый запах мускуса и мокрой псины.

Неуверенные шаги проследовали от двери к накрытой одеялом фигуре.

Нянюшка приподняла оборки чепца ровно настолько, чтобы хоть что-то видеть.

– Ух ты! – воскликнула она, а затем: – Вот это да, никогда бы не подумала, что ты такой огромный…

Матушка Ветровоск захлопнула дверь и быстро шагнула вперед. Волк развернулся и вытянул лапу как бы защищаясь.

– Не-е-е-ет!

Мгновение матушка колебалась, а потом с размаху врезала ему по башке чугунной сковородой.

Волк рухнул на пол.

Нянюшка Ягг выпростала ноги из-под одеяла и села на краю кровати.

– Когда такое приключилось в Скунде, потом говорили, мол, это оборотень был или нечто в том же роде, а я еще подумала: нет, оборотни совсем не такие… – заявила она. – Но я никогда не думала, что это настоящий волк. Чуть со страху не померла!

– Настоящие волки не ходят на задних лапах и не открывают двери, – буркнула матушка Ветровоск. – Ну-ка, давай, помоги мне вытащить его наружу.

– Едва чувств не лишилась, как увидела такого серого да волосатого. Он ведь как полезет, и прям на меня… – пожаловалась нянюшка, берясь за задние лапы оглушенного зверя. – Слушай, Эсме, тебе никогда не доводилось встречаться со стариком Сампкинсом?

Вообще-то, волк с виду был самым обычным, разве что гораздо более худым. Под кожей явственно проступали ребра, а шерсть вся свалялась. Матушка набрала в колодце рядом с отхожим местом ведро мутной воды и выплеснула ее зверю на голову.

После этого уселась на пенек и уставилась на волка. Где-то высоко в ветвях чирикали несколько птичек.

– Он ведь говорил… – пробормотала она. – Пытался сказать «нет».

– Вот и мне послышалось, – кивнула нянюшка. – А потом думаю: может, почудилось?

– Чему тут чудиться? – огрызнулась матушка. – Все и так хуже некуда.

Волк застонал. Матушка передала сковороду нянюшке Ягг.

– Наверное, придется заглянуть ему в голову, – спустя некоторое время сказала она.

Нянюшка Ягг нахмурилась.

– На твоем месте я бы этого не делала.

– Но я на своем месте, мне и решать. А ты просто стой со сковородой наготове.

Нянюшка пожала плечами. Матушка сосредоточилась.

Читать человеческие мысли очень тяжело. Большинство людей в каждый отдельный момент времени думают о стольких вещах одновременно, что в таком потоке почти невозможно выделить отдельную струйку.

Разумы животных совсем другие. Гораздо менее запутанные. Проще всего мысли хищников – особенно перед едой. В мире мыслей нет цветов, но если бы мысли имели окраску, то разум голодного хищника был бы раскален, красен и целеустремлен, как стрела. Разумы травоядных тоже просты – сжатые серебристые пружинки, всегда готовые кинуться прочь.

Но здесь не было ничего, даже отдаленно похожего на нормальный разум. Здесь были два разума.

Матушка Ветровоск, когда выдавался спокойный вечерок и голова ее ничем особенным не была занята, иногда развлекалась тем, что читала мысли охотников, бродящих по лесу. Порой их разумы напоминали тот разум, в котором она сейчас очутилась. Порой – но очень редко. Только когда охотник был готов убить, разрозненные ручейки его мыслей сливались воедино. Но сегодня матушка столкнулась с совершенно противоположным случаем – здесь тонкий наконечник исключительно хищнических намерений вдруг расслоился и породил на свет кривой, искалеченный процесс мышления. Ее глазам предстал разум