— Свитки?

Макрон кивнул.

— Они самые: все это затеяно из-за свитков. И мы здесь из-за них. А то, что пиратам собираются дать пинка и отобрать у них награбленное, — это так, между делом.

— Да знаю я, — отозвался Катон, перестав изображать веселость. — Просто хотел малость тебя приободрить.

— Ну и ладно, спасибо. А сейчас пошли, у нас впереди уйма работы.

В последующие дни на морской базе царила хаотическая активность. Большая часть кораблей флотилии была поставлена на прикол до весны, а некоторые из них, преимущественно самые крупные, вообще не выходили в море уже несколько лет. Теперь их предстояло вытащить на берег и очистить корпуса от налипших ниже ватерлинии водорослей и ракушек. Отскоблив днища, их заново смолили, и едкий смоляной запах распространялся далеко от пирсов, заставляя людей морщиться и кашлять. Оснастку тщательно проверяли, все подгнившие или перетертые троса и веревки подлежали замене. Тяжелые паруса снимали, отвозили в мастерские, где их внимательно осматривали, в случае надобности ставили заплаты и затем возвращали на корабли.

Только после того как корабли были приведены в порядок и заново спущены на воду, началась погрузка снаряжения и припасов. На борт поднимали доспехи, связки метательных копий и стрел, тяжелые ящики со свинцовыми ядрами для пращей, запасную одежду и обувь и, наконец, провизию в количестве, достаточном, чтобы прокормить людей во время плавания и в первые несколько дней после высадки на берег.

Когда корабли привели в полную готовность, с корабельной пехотой были проведены учения, имитирующие морские сражения. Команды обучали обращению с «воронами», которые поднимались и опускались с помощью воротов и в подвешенном состоянии могли быть развернуты в любую сторону навстречу вражескому кораблю.

Катона и Макрона ознакомили с азами морского боя. При этом, чтобы предотвратить возможные стычки, Миниция отослали на север, в Гиспонтум, за новыми снастями, а вводить в курс дела Макрона и Катона поручили другому командиру.

— Я так понимаю, — поделился Макрон с другом после первого дня инструктажа, — тут все примерно так же, как и на суше, кроме того, что корабли доставляют людей к месту сражения и увозят оттуда. Нет надобности без конца месить ногами грязь, как приходится в легионах.

Катон пожал плечами.

— Ну, ежели после битвы меня отвезут обратно, я буду считать себя счастливчиком.

По окончании каждого тренировочного дня корабельная пехота возвращалась в казармы: кто чистил и приводил в порядок снаряжение, кто писал завещание, а тем, у кого в городе имелись близкие, разрешалось провести ночь в Равенне.

Чтобы, насколько возможно, сохранить подготовку операции в тайне, Вителлий закрыл порт, и ни одному судну, даже рыбацким посудинам не разрешалось покидать гавань. По этому поводу префекта осаждали разгневанные представители городского совета и торговых гильдий, но Вителлий был непреклонен, и горожанам оставалось лишь стенать по поводу окончательного упадка торговой и деловой активности, и без того страдавших из-за действий пиратского флота Телемаха. На пятый день погрузка припасов завершилась, и флотилия была готова к отплытию.

Море за молами было неспокойным; огромные серые волны разбивались о волнорезы, тучами рассыпая брызги. Резкий ветер подхватывал их и сносил на палубы близстоящих судов, так что палубным командам приходилось мокнуть, как под дождем. Воздух полнился хлопаньем фалов, к которому добавлялся стон ветра, подвывающего в снастях. Триерархам с огромным трудом удалось уговорить префекта не отдавать приказ ставить паруса. Корабли были перегружены, и в такую погоду многие из них пошли бы ко дну, не успев отойти за пределы видимости из гавани. Наконец Вителлий отменил для команд полную готовность и отпустил корабельную пехоту в казармы. Новички, радуясь отсрочке, играли в кости, пили и травили байки, тогда как более опытные бойцы старались отоспаться и набраться сил, зная, сколь нелегким может оказаться предстоящее плавание.

Весь день ветер усиливался, и море ярилось все пуще, горизонт затягивали темные тучи, а потом на побережье обрушилась настоящая буря. Град молотил по крышам и мостовым. Даже в относительно спокойной гавани ветер и волны раскачивали пришвартованные к пристани или стоящие на якорях корабли, а с наступлением темноты обеспокоенные триерархи заставили подчиненных вычерпывать за борт воду, которой набралось достаточно, с неба и из бухты. Матросы проверяли, не перетерлись ли якорные канаты, а некоторые корабли поставили дополнительные якоря. И все команды молили богов, чтобы те помогли им благополучно пережить эту страшную ночь.

Когда наконец над горизонтом забрезжил бледный рассвет, шторм потихоньку начал умерять свою ярость. Небо оставалось хмурым, но ливень и град унялись, ураганный ветер сменился бризом. Море уже не бесновалось, его маслянистая поверхность лишь мягко вздымалась и опадала. Высшие чины базы, пережидавшие непогоду в казармах, выбрались наружу, чтобы оценить повреждения. Град и ветер, ясное дело, нанесли урон крышам зданий, улицы были усыпаны осколками сорванной черепицы, однако больше всего, как всегда в бурю, пострадали корабли. Волнорезы усеивали осколки выброшенных на берег и разбитых судов, среди которых то здесь, то там попадались искалеченные, похожие на сломанные игрушки, человеческие тела. Несколько кораблей затонули прямо там, где стояли на якорях, и теперь над водой торчали лишь верхушки их мачт со свернутыми на реях парусами.

Озирая военную гавань, Катон с Макроном подсчитывали, скольким кораблям удалось пережить ночь.

— Каковы наши потери? — спросил Катон.

— Как я вижу, две триремы и четыре биремы, — ответил Макрон. — Похоже, моряки были правы насчет загрузки и бортовой оснастки. Зря Вителлий их не послушал. Может, учтет это в следующий раз?

Катон повернулся к нему и поднял брови.

— Ладно, — согласился Макрон. — Хм, может, и не учтет. Но согласись, это не лучшее начало для такого предприятия. Думаешь, он все равно продолжит?

— А ему деваться некуда. Он здесь затем же, зачем и мы. Нарцисс никаких отговорок не примет.

И точно, едва тучи начали редеть, над базой прозвучал сигнал сбора. Корабельная пехота высыпала из казарм и стала строиться по отрядам, готовясь подняться на суда. Посовещавшись со старшими командирами, имевшими опыт морских операций, Вителлий приказал распределить выживших членов команд вышедших из строя кораблей по уцелевшим, и, наконец, по сигналу бойцы начали подниматься на пришвартованные к пристани суда. Как только корабль принимал на борт приписанный к нему отряд, он отходил от причала, уступая место следующему. Подошла очередь биремы с написанным на носу названием «Трезубец», на которой предстояло плыть Макрону.

— Ну, увидимся по ту сторону моря, — промолвил он, протягивая Катону руку, словно для последнего прощания.

— Это ведь всего лишь море, не такое уж широкое и уж точно не Стикс, — улыбнулся Катон.

— Правда? — буркнул Макрон, обозревая горизонт. — Не знаю: отсюда, по-моему, особой разницы не видно.

— Ой, да ладно тебе. Завтра вечером уже снова ступим на твердую почву.

— Хм, а мне казалось, это ты боишься воды.

Катон снова заставил себя улыбнуться.

— Ну я.

— Я тоже… — Макрон покачал головой. — Клянусь, ежели мы сподобимся выпутаться из этой истории живыми, никогда больше не стану иметь дела с кораблями.

— Хочется надеяться, что у нас будет такая возможность.