будто оно вот-вот всколыхнется и поглотит корабль. Катона изводили кошмарные видения: вот он один, брошенный, барахтается на вздымающейся поверхности безбрежного, темного океана, пока наконец последние силы не покидают его и он не проваливается в мрачное небытие.

Эти страхи изводили его, не давая ни малейшей возможности заснуть, и Катону оставалось лишь с искренней завистью смотреть на спавших вповалку на палубе бойцов его центурии. Некоторое время он расхаживал по палубе, потом облокотился о борт, присматриваясь к мигающим кормовым огням других кораблей. Случайные голоса, разносясь над поверхностью воды, звучали приглушенно, неразборчиво, а порой и совсем не по-человечески, заставляя его всматриваться в темноту, гадая, не содержится ли все же в мифах о морских чудовищах некое зерно истины.

— Спокойная ночь, командир.

Обернувшись, Катон увидел темную фигуру неподалеку от борта и, узнав говорившего по голосу, откликнулся:

— Да, оптион… Довольно спокойная, полагаю.

— Ты привыкнешь, командир, — заверил его оптион Феликс. — Всего несколько месяцев, и море будет казаться тебе родным домом.

— Честно говоря, я в этом сомневаюсь, — ответил Катон прежде, чем успел себя остановить. Он знал этого оптиона всего несколько дней и всяко не собирался с ним откровенничать, не говоря уж о том, чтобы выказывать свои страхи и слабость. Прокашлявшись, центурион выпрямился, взявшись за бортовое ограждение руками, и бесстрастным тоном произнес:

— Опыт, спору нет, интересный, но, кажется, это скоро мне наскучит.

— Наскучит? — В голосе оптиона прозвучало удивление. — Как может наскучить море, командир? Это странное существо, не ведающее неподвижности, переменчивое, как пьяная шлюха. Вроде бы думаешь, будто все о нем знаешь, ведаешь, как с ним совладать, — и тут получаешь от него такое… Нет, командир, наскучить море не может. Устрашить — другое дело; прав тот, кто уважает его силу.

Глядя на темную фигуру оптиона, Катон мысленно обругал подчиненного за то, что тот, пусть невольно, усугубил его страхи, но вслух сказал совсем другое.

— Это, хм, интересная мысль, Феликс. Я буду иметь ее в виду. Спасибо.

— Может, тебе стоит поспать, командир? Никто не знает, что готовит нам утро.

— Поспать? Да, пожалуй. Тебе тоже, оптион.

Отсалютовав, Феликс удалился туда, где темнели распростертые на палубе «Спартанца» тела бойцов. Катон проследил за ним взглядом, потом отвернулся и снова всмотрелся в ночь, еще больше упав духом.

В конце концов напряжение обессилило его, и Катон, найдя свободное местечко под скошенной фок- мачтой, устроился на палубе, закрыл глаза и притворился спящим, убеждая себя в том, что раз его люди способны спать в таких условиях, то сможет и он. И мало-помалу мягкое покачивание палубы, поскрипывание оснастки и плеск моря смогли-таки его убаюкать.

— Командир! — Чья-то рука потрясла его за плечо. — Командир, проснись!

Катон разлепил глаза и обнаружил, что смотрит на какие-то доски. На миг он растерялся, но потом вспомнил, что к чему, приподнялся, морщась от того, что рука, которую он подложил под голову, онемела, обернулся и увидел Феликса.

— В чем дело?

— Командир, наблюдатель доложил, что к северу от нас паруса.

Катон встрепенулся и поднялся с палубы. Его бойцы в большинстве своем уже стояли и смотрели на море. Центурион поспешил мимо них к мостику. Альбин кратко приветствовал его, Катон ответил кивком.

— Мой оптион сказал, наблюдатель что-то увидел.

— Несколько парусов. И к ним прибавляются все новые. Оттуда, — он указал рукой в направлении горизонта, — со стороны Иллирийского побережья.

— Пираты?

— Почти наверняка. Других флотов в этих водах нет. — Он отвернулся от Катона и прокричал наверх: — Эй, сколько их видно сейчас?

— Пятнадцать, командир, — послышался ответ после недолгой паузы. — Видно пока плохо, но некоторые, похоже, большие. Биремы, если не более того.

Катон прокашлялся.

— Похоже, они все-таки знали, что мы выступаем, чего я и опасался.

— Да, видать, знали с самого начала, — хмуро проворчал Альбин и добавил: — Кажется, ты был прав, командир.

— Спасибо.

Неожиданно Альбин вытянул шею вперед:

— Смотри!

Катон устремил взгляд к горизонту и, когда «Спартанца» приподняло на волне, увидел вдалеке, у самой кромки океана, крохотные темные пятна.

— Как скоро они смогут до нас добраться?

Альбин поджал губы.

— Часа через три, может, через четыре. Но до этого дело не дойдет. Префект прикажет повернуть на юг и идти к берегу.

— Но зачем нам отступать? Разве мы не можем разгромить их?

— Нет. Наши корабли перегружены, а их — имеют то преимущество, что ветер дует им в корму. Но стоит нам выгрузить на берег припасы и снаряжение, ситуация мигом изменится в нашу пользу. Увидишь, как они пустятся наутек.

Альбин усмехнулся.

— Капитан! — донесся крик дозорного. — Флагман сигналит!

Альбин повернулся к «Гору» и прищурился. Над мачтой флагмана взвился, трепеща на ветру, длинный красный вымпел. Альбин медленно покачал головой.

— Что там? — спросил Катон. — Что это значит?

— Это значит, что префект — хренов дурак, — тихо отозвался Альбин.

— Что?

Триерарх указал рукой на красный вымпел.

— Он подал флоту сигнал к атаке.

— К атаке? Но ты вроде бы говорил, что мы не можем…

— Вот именно.

Катон был растерян.

— Что он делает? Это, должно быть, какая-то ошибка.

Но пока он произносил эти слова, команда «Гора» уже сворачивала полотнище своего главного паруса. Матросы, чьи крохотные фигурки были видны на нок-рее, быстро закрепили его, после чего борта флагмана ощетинились веслами.

В то время как капитан Альбин громогласно выкрикивал приказы, адресованные его команде, Катону осталось лишь с ужасом следить за тем, как отворачивается от него корма флагмана. Весла вспенивали серую поверхность моря, и квинквирема, медленно набирая скорость, устремлялась вперед, прямиком к пиратскому флоту.

— Следовать за флагманом! — заорал во весь голос Альбин. — Свернуть парус! Мочить весла!

Именно к таким моментам матросов и корабельную пехоту готовили годами: грянул корабельный барабан, и на палубе развернулась кипучая деятельность. Матросы взобрались по вантам на мачту и