движение Витькиного плеча, словно тот хотел подать руку, но в последний момент передумал. — Нижайше прошу простить меня, что не представился ранее. Признаться, сам был несколько выбит из колеи столь внезапным воскресением. Хотя можно ли назвать воскресением загробную жизнь?..

— Да это и не ад, — пробормотал Герка.

— Ну, знаете, молодой человек, если вы намекаете, что подобное место может оказаться Раем! Я вырос в набожной семье и такого… — Витька задохнулся от возмущения.

— Нет, это просто Подмосковье.

— Не лгите мне, милейший, — разгневался Витоха. — Вы звали врача, приложив руку к уху. На вас, да и на мне самом, странная одежда. И вы пытаетесь уверить меня, что это… — Витька обвел горящим взглядом помойку: груду пластиковых бутылок и жестянок, пакеты из супермаркета и железные короба с надписью «МУП САЖХ». — Подмосковье?!

— Ну да, — пожал плечами Герка, — Подмосковье. А вы, Николай Иваныч, в каком году умерли?

— В 1881-м, — недоумение на лице Витохи сделало его почти прежним. Он приложил ладонь к рыжим вихрам.

— А сейчас две тысячи сороковой, — злорадно проговорил Герка, — и это ни фига не ад.

— Тогда почему я тут?! — Николай Иванович впервые повысил голос. И в его гневном окрике прозвучало что-то такое, что заставило Герку вжать голову в плечи и виновато опустить глаза.

— Мы вас украли, — тихо прошептал он.

— Как можно украсть живого человека? — Несмотря на вопросительную интонацию, это был не вопрос. Укор. А если и было в нем вопрошание, то ответа спросивший ждал точно не от собеседника. Николай Иванович поднял глаза вверх, туда, где над ржавым железом и земляной насыпью было небо, потом пристально и строго, как завуч, посмотрел в глаза Герке.

Далеко в шуме машин прорезался крик сирены «Скорой помощи». Герка что-то прошептал, но Николай Иванович не расслышал.

— Что? — переспросил он.

— Мертвого, — громче повторил Герка. — Мы украли мертвого. Кто же знал, что вы живой.

— А как вы меня украли? — грозно прищурился мертвец, сверля Герку пронизывающим взглядом.

— Не совсем мы, — извиняющимся тоном проговорил Герыч, — из лаборатории опытные образцы другие вынесли. Нам их только перед самолетом дали, сказали — проглотить капсулы. Потом выйдет… ну… по старинке. Отдадим, бабки получим… Я пару раз с коксом летал, хорошо подзаработал. Матери на операцию. И тут думали, отдадим, и все. Но те парни оказались круче некуда. Еле отбились. Они Леху сильно приложили. А Витька в живот получил. Видимо, капсула от этого… ну… развалилась, типа. И вы оказались… немертвый. Внутри Витьки…

Герка совсем сбился и замолчал, но Николаю Ивановичу оказалось достаточно и такого путаного объяснения. Его больше волновало другое.

— А как мне…

Он не успел договорить. Полыхнули совсем рядом синие огни «Скорой». Трое в форменных куртках спустились вниз, посветили фонариками.

— Закрытый пневмоторакс. Клапан! — крикнул Николай Иванович, перекрывая вой сирены.

Медики переложили Леху на носилки. Герыч вспрыгнул в «Скорую» первым, за ним поднялся Рыжий.

— Куда? — запротестовала медсестра. — Не маршрутка, все не влезете.

— Вы же сестра милосердия, голубушка! Этому мальчику тоже необходима помощь, — вежливо, но безапелляционно и чуть укоризненно возразил Николай Иванович.

— Этому, — девушка с подозрением глянула на заплывший Теркин глаз.

— Нет, этому, — спокойно ответил Николай Иванович, указывая на собственное тело, — острое отравление. В организме этого ребенка открылась капсула с чужой личностью.

— Чьей же? — насмешливо произнес из-за плеча медсестры молоденький усатый врач.

— Николая Ивановича Пирогова, уважаемый, — строго ответил суровый Витоха.

— Украденный Пирогов?! — задохнулся то ли от страха, то ли от восторга врачишка. — Ксюша, звони в приемное!

— Вашу м… — изумленно прошептала Ксюша.

— Так, дорогуша, не стоит выражаться даже в аду, — строго глянул на нее Николай Иванович.

— Простите, Алексей Дмитриевич, за все эти вопросы. Не всякий день приходится бывать на полтора столетия впереди своего времени. Грешен, любопытен. Хотелось узнать, до чего дошла медицинская наука, и, признаюсь, удивлен и восхищен вами и вашими коллегами. Каким счастьем было бы работать с вами! Каких новых высот мы можем достичь! А сколько жизней можно было бы спасти, будь у меня тогда в Крыму, под Севастополем, хоть малая толика того, что есть у врачей в ваше время. Простите, мысли скачут…

Главврач, Алексей Дмитриевич Ковров, сидел на высоком никелированном стуле. На кушетке напротив него восхищенно жестикулировал рыжий мальчик. Он то и дело спрашивал, и Алексей Дмитриевич отвечал полно и четко, как на экзамене в академии. И мальчик в восторге хлопал себя ладонями по бедрам. И Коврову почему-то становилось невероятно приятно.

— А теперь расскажите мне, милейший друг мой Алексей Дмитриевич, как же все-таки эти дети сумели меня воскресить?

— Не они, — рассмеялся Ковров. — Целый институт работал над этим. И не один год. Сгущение личности из ноосферы? Как вам идейка, Николай Иванович? Хорошо. Каждого из нас по нескольким индивидуальным точкам можно собрать из информационной мантии, окружающей планету. И переселить эту личность в компьютер. Или, как случайно выяснили ваши юные друзья, в донора.

— Это же бессмертие, милейший! — Николай Иванович подался вперед, повинуясь желанию обнять собеседника. — Как хотел бы я познакомиться с теми удивительными людьми, которые сделали это! Но… нельзя ли мне будет перейти в тело, более приличное возрасту и положению? Пусть вся слава моя осталась далеко в прошлом, но я человек в летах, и мне совестно отнимать тело и, почитай, саму жизнь у этого мальчика.

Алексей Дмитриевич заерзал на своем блестящем стуле, глаза его сами собой устремились с лица Николая Иванович на белый полог за его спиной, а после — на синий кафель под его ногами.

— Нет, — робко уронил Ковров, словно надеясь, что собеседник сам наполнит это короткое слово содержанием. Но тот не пожелал:

— В каком смысле, Алексей Дмитриевич? Мне нельзя покинуть это тело?

— Видите ли, Николай Иванович, — Ковров совсем опустил голову, его голос звучал глухо, падая прямо на холодный блестящий пол. — Сгущение личности — процесс очень дорогостоящий. За десять лет получено четыре достойных образца. Три из них были украдены. Их и перевозили курьеры. Два мы благополучно извлекли. Они отправятся обратно в институт. Но… вы… Вас нам уже не вернуть…

— Как это? Я же здесь. Беседую с вами. — Николай Иванович вгляделся в виноватое лицо главврача широко открытыми Витькиными глазами.

— Препарат-носитель скоро выйдет из организма вместе с каловыми массами в процессе дефекации. Остальное выведем клизмой. Очистим кровь… Извините.

— Как — клизмой? — Это было только удивление, пока еще удивление. Николай Иванович в просительно-вопрошающем жесте протянул вперед открытую ладонь. — Но ведь можно отфильтровать, переместить в другого носителя? В человека или в… этот… компьютер?

— Нет, — снова смалодушничал Ковров. — Это… слишком дорого. Наша больница…

— То есть, — перебил его собеседник. Тонкая пленка удивления лопнула. Николай Петрович окатил главврача едва сдерживаемым презрением. — В двадцать первом веке слишком дорого… отделить человека от… экскрементов?

Детский голос дрогнул.

Главврач потер пальцами покрасневшие веки.

— Значит, я снова умру? — спросил рыжий пациент ровным, ничего не выражающим голосом.

— Да.

— Совсем?