зданий прекрасного Силптара исчезли во взметнувшемся пламени, прогремел взрыв, подбросивший не успевших вовремя удрать горожан, словно тряпичных кукол; их било о стены, кожа их лопалась, как кожура гнилых плодов. А огонь бушевал над Сверкающим Городом, издавая неровный звенящий гул, который жителям Силптара предстояло слышать еще не один час.
Ночной червь дергался и извивался в помутившемся горячем воздухе, но Маркоун заставлял его держаться на месте, дожидаясь, пока дым и пыль достаточно рассеются, — он хотел убедиться в том, что из подвалов гостиницы не выберутся никакие хитрые негодяи, которые потом будут трепаться направо и налево об опрометчивом налете магов, сидевших на ночных червях.
Снизу, из города что-то стремительно вылетело и взорвалось совсем рядом. Ночной червь свернулся кольцами, забил крыльями и чуть не упал.
Следующая магическая атака была предпринята с другой улицы, а потом еще с одной. Можно было подумать, что Силптар битком набит разгневанными магами, желающими отомстить летевшему по воздуху человеку за пережитые волнения.
Маркоун поспешно создал вокруг себя защиту, и почти сразу же рассыпавшиеся по невидимому щиту яркие звезды сказали ему, что щит успели проверить на прочность. Это сделал бородатый мужчина в кожаной одежде, стоявший в переулке неподалеку от того места, где совсем недавно находилась гостиница. Еще один человек в пестрой до безвкусия мантии из тех, что любят носить обитатели далекого Каррагласа, испытующе взглянул на бородача, но уже в следующее мгновение встал рядом с ним и принялся помогать, швыряя в небо собственные заклинания. Когда вокруг мечущегося и бьющегося ночного червя стало тесно от вспышек, Маркоун внезапно почувствовал, что слишком занят для того, чтобы отбиваться при помощи колдовства от кого-либо, находившегося на земле… скажем, любого из двух, если не больше, десятков магов, которые теперь дружно метали в небо — то есть в него — огненные шары и стрелы.
Ночной червь мощно дернулся всем телом, когда огонь вспыхнул совсем рядом с ним, и Маркоун решил, что теперь стоит вернуться на остров Серебряное Древо. Причем лучше сделать это немедленно.
Кламантл видел в сердце рубина, как его молодой коллега гнал своего черного чешуйчатого «коня» в сторону реки, а вокруг него непрерывно взрывались колдовские огни. Ему никогда еще не приходилось видеть, чтобы одновременно творилось так много волшебства… но не следует забывать, что он не видел и столь опрометчивого, да что там, просто глупого мага, который решился бы устроить такую суматоху.
Было действительно опрометчиво и весьма глупо средь бела дня атаковать полную постояльцев гостиницу, находившуюся в самом сердце шумного города, где наверняка обитало множество волшебников, и на виду у всех кружить в небе на созданном магией ночном черве. А теперь Маркоун
Испытывая отвращение, Кламантл пялился в драгоценный камень и думал о своем рабочем столе в замке Серебряного Древа. Вот тут расположена темная, почти черная столешница, здесь стоит небольшая жаровня, около стены выстроился ряд глиняных кувшинов и фляг… и внезапно он понял, что видит все это воочию; Силптар и яркие вспышки волшебных огней в голубом небе исчезли. Он заставил драгоценный камень поменять угол обзора и показать, что делается в зале. Барон, как всегда, сидел в кресле у стола, но Ингрил Амбелтер, против обыкновения, сидел рядом с ним. Можно было подумать, что за столом находятся близкие друзья: они чуть ли не соприкасались локтями и, склонив друг к другу головы, беседовали… или готовили заговор.
А на полированном столе перед ними стояли три искусно вырезанные из дерева маленькие статуэтки. Барон указал на одну из них, и Повелитель Заклинаний взял ее в руки. Это оказалось очень похожее миниатюрное изображение Эмбры Серебряное Древо. Амбелтер поднес ее поближе к лицу, и его пальцы окутались мерцающим сиянием, сопровождавшим проявление мощной магии.
Зато Кламантл Бейрлдоун смог теперь ясно разглядеть две другие статуэтки. Он мигнул раз, другой, но, увы, глаза его не обманывали: на столе стояли изображения его самого и Маркоуна Яринда!
От испуга по телу сидевшего в пещере мага побежали мурашки. Кламантл продолжал моргать, глядя на драгоценный камень; пот струйками стекал по его щекам и капал с подбородка.
Значит, челюсти вот-вот сомкнутся. Что ж, он всегда знал, что они оба в значительной степени зависят от прихотей Повелителя Заклинаний или правителя Серебряного Древа. Но ему-то что делать? Может быть, не откладывая, удрать из Аглирты? Или сделать вид, что он ничего не знает, и вернуться в приготовленную для него смертоносную ловушку?
Кламантл еще долго сидел в темноте, прежде чем признался себе, что на самом деле никакого реального выбора у него нет: Ингрил, если не сам барон, наверняка имел какие-то волшебные средства, при помощи которых мог выследить его и предать мучительной смерти.
Он вздохнул, возвратил зрячий камень в тайник и осмотрел свое убежище. Собрал с пола упавшие книги и засунул их за несколько лежавших на полу крупных камней, чтобы не доставлять слишком большой радости тому, кто случайно найдет подвал, оставил куски кабанятины на земле на поживу мухам и… нет, здесь не было ничего, что он хотел бы взять с собой.
Кламантл Бейрлдоун устало подошел к выходу и побрел прочь в поисках достаточно просторной поляны, где он мог бы наколдовать себе нового ночного червя и отправиться домой. Пробираясь сквозь выросший на развалинах деревни густой подлесок, он так и не заметил человека, который неподвижно стоял возле входа в его убежище. Этот человек был одет в кожаный костюм; с его лица не сходила слабая, но приятная улыбка.
Маркоун продолжал радостно улыбаться даже после того, как большая часть вложенной в ночного червя магии иссякла и крылатое чудовище начало рассеиваться в воздухе прямо под своим седоком. Прощальный салют из заклинаний, вынудивший его покинуть Силптар, продолжал разъедать крылатую тварь, порожденную волшебством, и поэтому Маркоун должен был придерживаться широкой, но очень извилистой реки — лучше шлепнуться в воду, чем сломать шею о камни или напороться на торчащие сучья деревьев… да еще в местах, у обитателей которых не было никаких оснований любить магов Серебряного Древа.
Ах, но каким великолепным было сражение! Спалить самую большую гостиницу города как кучку трухлявых веток, а вместе с нею и дюжину, если не больше, магов…
Маркоун продолжал усмехаться даже после того, как туша ночного червя под ним развеялась дымом и он внезапно закувыркался в воздухе.
Вода в Змеистой была холодной — во имя поцелуя Троих, по-настоящему холодной! — и Маркоун, плывя к ближайшему берегу, окоченел настолько, что дышал с трудом. Пальцы тоже не слушались его, и лишь с третьей попытки ему удалось уцепиться за камень и выбраться на берег. Вода текла с него ручьем.
Впрочем, у барона его, по всей вероятности, ожидал еще более холодный прием. Маркоун долго стоял, разглядывая долину реки вверх по течению. В конце концов нашел известную ему отметку, отряхнул пальцы от воды n произнес заклинание магического прыжка.
Спустя всего лишь мгновение после того, как маг Серебряного Древа исчез, именно там, где он стоял, со свистом пролетела стрела, а затем послышалась громкая ругань аделнского лучника, запоздавшего с выстрелом.
Жрец Змеи улыбнулся, глядя, как стоявшая на коленях женщина безмолвно ловила ртом воздух.
— Этот яд с-с-смертелен для вс-с-сех, кроме тех, кто с-с-служит З-з-змее, — произнес он и добавил: — Вс-с-стань, с-с-сес-с-стра, и прис-с-соединис-с-сь к с-с-самому с-с-святому с-с-служению, какое только извес-с-стно Дарс-с-сару.
Женщина чуть ли не с жадностью потянулась поцеловать чешуйчатую голову змеи. Ядовитые зубы, которые только что вонзились ей в грудь, прикусили ее губу с нежностью, достойной любовника-человека. Змея, казалось, готова была замурлыкать. Руки и ноги женщины затряслись мелкой дрожью, а там, где ее губы соприкасались со ртом пресмыкающегося, показалась пена. Улыбка жреца стала заметно шире.
