состояние Лаудера оценивается в 2 миллиарда долларов. Он жертвует крупные суммы MoMA и был там в 1995—2005 годах председателем попечительского совета. Он был также послом в Австрии, где играл видную роль в местных художественных кругах. Был Лаудер и кандидатом в мэры Нью-Йорка от республиканцев; в 2001 году он проиграл первичные выборы Рудольфу Джулиани. Богатая семья дает возможность рано начать самостоятельную жизнь в мире искусства; Лаудер приобрел первые работы экспрессионистов Эгона Шиле и Густава Климта в возрасте пятнадцати лет, во время первой своей поездки в Вену. В шестнадцать он купил первый рисунок Ван Гога. Его брат Леонард — председатель попечительского совета Музея современного искусства Уитни, которому он в 2002 году пожертвовал произведений искусства XX века на 200 миллионов долларов.
Лаудер — типичный представитель богатых увлеченных коллекционеров. Гленн Лоури, директор MoMA, сказал: «Для Рональда интерес к искусству — центральная часть миропонимания. Он коллекционирует 24 часа в сутки 364 дня в году. Он делает это с увлечением и умом, не имеющими, вероятно, себе равных в мире». По Лаудеру, существует три категории произведений искусства: «О-о», «О господи!» и «Господи боже ты мой!». Он утверждает, что коллекционирует только последнюю категорию.
Лучший пример покупки знаковых произведений, призванных сделать музей известным, — это, вероятно, приобретение Чикагским институтом искусств трех знаменитых картин: «Воскресенье на острове Гранд-Жатт» Жоржа Сера, «Американская готика» Гранта Вуда, портрет фермера с вилами и его жены, и «Ночные гуляки» Эдварда Хоппера.
Эти картины были куплены в 1926—1942 годах, когда Институт искусств находился примерно на той же стадии развития, что галерея Neue во время покупки «Портрета Адели Блох-Бауэр».
Были и другие громкие приобретения, куда менее успешные; свидетель тому — Музей искусств Хантингтона, открывшийся в 1928 году показом «Мальчика в голубом» Томаса Гейнсборо, одной из самых на тот момент признанных картин мира. Не знаете, где находится музей Хантингтона? В Сан-Марино (штат Калифорния). Не знаете, где находится Сан-Марино? Несмотря на все старания, ни музею Хантингтона, ни «Мальчику в голубом» не удалось прославить этот город на весь мир.
Есть и другой способ — откровенно говоря, его предпочитают многие попечители музеев. Вместо покупки шедевра можно попытаться сделать музей брендовым при помощи запоминающейся архитектуры. Туристы при этом часто приходят посмотреть скорее на здание музея, чем на его коллекцию. Лучший пример — Музей Гуггенхайма в Бильбао; еще один — Центр искусств Уокера в Миннеаполисе, спроектированный швейцарской архитектурной фирмой Herzog & de Meuron. «Адель Блох-Бауэр» принесла музею большую по размаху и продолжительности известность, чем любое из этих зданий; с другой стороны, она и стоит больше любого из них.
Покупка картины Климта в качестве «лица» музея точно соответствует системе брендинга, которую можно обнаружить где угодно в шоу-бизнесе и культуре. В течение двадцати лет слушатели платили немалую цену и заполняли залы, чтобы услышать голоса брендовых суперзвезд — Лучано Паваротти, Пласидо Доминго и Хосе Каррераса. Кто был четвертым, пятым и шестым номером в списке великих теноров? На сколько меньше вы готовы были заплатить за то, чтобы услышать их пение? Потребители покупают брендовую косметику «Эсте Лаудер», вместо того чтобы Взять за половину цены сравнимый продукт менее известной фирмы.
Чтобы считаться брендовым, музей должен иметь в своей коллекции произведения крупнейших художников эпохи, а не интересных, но, возможно, менее известных авторов того же периода. Брендовые художники определяют брендовый музей, а тот, в свою очередь, вешает на стены их картины.
Какую цель должен ставить перед собой брендовый музей? Должен ли он привлекать туристов, заниматься строительством идеального музея или содействовать лучшему, пониманию современного искусства? Должен ли MoMA устраивать привлекательные для туристов, но очевидные выставки вроде «Сезанн и Писсарро: 1865—1885», прошедшей летом 2006 года, — или лучше выставлять работы вроде тех, что показал Чарльз Саатчи на своем шоу «США сегодня»? Гленн Лоури прославился на весь мир как музейный работник, сотворивший экономическое чудо; когда в США после 11 сентября 2001 года культурная жизнь практически замерла, он сумел собрать 850 миллионов долларов на то, чтобы перевезти коллекцию MoMA в Квинс, и одновременно выстроил на месте старого практически новое здание. Его успех в значительной степени объясняется тем, что он представил MoMA как объект, привлекательный для туристов. Смог бы он собрать эти деньги, если бы представил музей как площадку для демонстрации самого передового авангардного искусства и выставок вроде «США сегодня»? Но кто же тогда будет выставлять произведения вроде тех, что были на «США сегодня», если не MoMA и не галерея Neue? Этот вопрос помогает лучше понять ту важную роль, которую играет в мире современного искусства Чарльз Саатчи.
Те, кто занимается поиском средств для MoMA и других публичных музеев, знают, что жертвователи почти никогда не дают денег на организационные нужды музея. Гораздо чаще они дарят музею произведения искусства, спонсируют выездные выставки или финансируют строительство нового крыла, на котором крупными золотыми буквами будут увековечены их имена. Каждый раз, когда кто-то дарит музею картину с условием, чтобы она всегда находилась в экспозиции (и никогда — в запасниках), на стене становится одним местом для недареных произведений меньше. Таким образом, то, что мы видим на стенах музеев, определяется не столько предпочтениями кураторов, сколько деньгами.
Общественное финансирование музеев, как правило, определяется далекими от искусства соображениями. Как правило, художественному музею приходится делить деньги с музеем естественной истории, зоопарком и муниципальным футбольным стадионом. В 1999 году Чарльз Саатчи предложил передать часть своей коллекции какому-нибудь новому британскому музею. Лорд Джеффри, политик-тори и коллекционер, публично задал вопрос: можно ли найти деньги на организацию такого музея? Кен Ливингстон, ставший позже мэром Лондона, ответил, что общественный аквариум в Ист-Энде был бы предпочтительнее, потому что привлечет больше туристов. Журналистка Рита Хэттон заметила, что акула Дэмиена Херста годится и туда и сюда.
Традиционно процесс создания музейной коллекции состоял в том, чтобы представители одного поколения выбирали лучшие работы предыдущего поколения и передавали их музеям на благо будущих поколений. Считалось, что коллекционирование произведений искусства моложе тридцати или сорока лет способно отразить скорее капризы моды, нежели непреходящие ценности. В 1929 году, когда в Нью-Йорке был основан MoMA, концепции «музея» и «современного искусства» все еще считались несовместимыми.
Сегодня музей современного искусства приобретает авангардные произведения чуть ли не сразу после создания, пока они еще доступны, и нередко выставляет у себя тех же художников, работы которых продаются в соседней галерее. Тот факт, что музей приобретает и выставляет у себя работы художника, обеспечивает ему имя — получается, что теперь вместо сорокалетнего испытательного срока достаточно просто понравиться куратору или комитету музея. Так, когда Альфред Барр приобрел на первой же персональной выставке Джаспера Джонса три картины для MoMA и тут же включил их в экспозицию, оказалось, что музей создал репутацию, которую по идее должен был лишь отразить, — и заодно заверил печатью одобрения и работы Джонса, и цены на них. Совсем недавно произошло еще более драматичное событие — Музей Гуггенхайма приобрел картину художницы Элисон Фокс, когда она была еще студенткой художественного колледжа Хантера в Нью-Йорке. По чьей рекомендации? Чарльза Саатчи, который тогда только что купил для своей коллекции три полотна Фокс.
Миллиардеры часто открывают новые музеи для того, чтобы они (то есть музеи) отражали их собственные предпочтения в искусстве; другая причина — обессмертить свое имя. Явление не новое: первые музеи тоже отражали вкусы и коллекции герцогов и пап эпохи Возрождения. Позже коллекции Пола Гетти, Фрика и Барнса тоже стали основой именных художественных музеев. Но в чисто количественном отношении то, что происходит в первое десятилетие XXI века, не имеет прецедентов. Кроме Рона Лаудера и его галереи Neue в Нью-Йорке, Бернар Арно открывает фонд Луи Вюиттона в Париже, Эли Брод — Музей современного искусства Брода при Лос-Анджелесском окружном музее искусств, Эллис Уолтон — музей американского искусства «Хрустальные мосты» в Бентонвилле (штат Арканзас). За пределами США Джо Бернардо основал музей Бернардо в Лиссабоне; Буленг и Оя Экзасибаши — Музей современного искусства в
