объяснить, что все задвиги своего любезного, в том числе то, что он морит ее голодом и не дает денег, которые зарабатывает Маша, она объясняет тем, что он думает и заботится о ее здоровье и благополучии. К заботе можно, наверное, отнести и те два аборта, что он заставил ее сделать… Любовь зла. Это Марк знал точно, на собственном примере в том числе. А потому кивал, выслушивал, но ни во что не лез.
Правда, после того, как она пятый раз за пятнадцать минут куда-то не дозвонилась, он спросил, что случилось.
— Да вот, волнуюсь… Сережа сегодня на работу не пошел. Горло у него болит, — пробормотала Мария.
По тому, как она отвела глаза в сторону, Марк понял, что горло там не главное. Небось думает, что бабу привел. Желая как-то скрасить безрадостное Манечкино существование, он заказал мороженое. К концу третьего шарика она, к сожалению, все же дозвонилась домой.
— Сереженька, ты как? — завопила девушка.
Официант, обслуживающий соседний столик, подпрыгнул и чуть не уронил поднос. Между тем щеки Маши залило жаркой волной, а глаза стремительно начали наполняться слезами. Сердце доктора сжалось от дурного предчувствия.
— Марк, ему плохо!
— Что такое?
— Не знаю… Но он едва говорил и так странно… Мне показалось, что он бредил.
— У него вчера была температура?
— Да… Марк, поедем со мной, я боюсь одна!
— Маня, да ты что, мне же на работу!
Представьте, она уронила голову на руки и принялась рыдать в голос!
Короче, доктор ухватил проходящего официанта за рукав и потребовал счет. Пока ждали, он извелся — Маня лила слезы и причитала, перебирая все возможные катастрофы и несчастья. Посетители пялились на живописную парочку с нескрываемым любопытством. Вот наконец-то вожделенная папочка со счетом. Бросив деньги на стол, Марк подхватил Маню, и они бегом бросились к клинике, где ждал «форд». Слава Создателю, жила девушка недалеко — на Ленинском. Молодые люди просочились дворами мимо пробок и через несколько минут уже бежали через подземный переход — так быстрее, чем разворачиваться. Маша неслась галопом. Честно, Марк начал за нее волноваться — щеки девушки пылали лихорадочным румянцем, руки дрожали, и она летела вперед, несмотря на начавшуюся одышку.
Наконец они прибыли и принялись названивать в дверь. Никто не открывал. Даже сквозь дубовую, обитую дорогой кожей дверь слышно было, как в квартире надрывается телевизор. Маша, всхлипывая, принялась рыться в сумочке в поисках ключей. Марк лихорадочно пытался сообразить, что они будут делать, если дверь окажется закрытой на задвижку.
Руки у девицы тряслись так, что она не могла попасть ключом в замочную скважину. Доктор решительно отобрал связку, отпер дверь и, толкнув створку, хотел войти первым. Сам уж начал нервничать — мало ли что, все мы смертны. Но Маша, оттолкнув мужика, ринулась вперед. Проскочив длинный коридор, она распахнула двери гостиной и застыла на пороге. Потом издала какой-то странный полузадушенный писк, и Марк ринулся следом — не дай бог, рухнет в обморок, голову ушибет.
Картина, которую он смог разглядеть поверх Машиного плеча, впечатляла. Прямо напротив двери стоял стильный кожаный диван цвета кофе с молоком. Перед ним — невысокий столик красного дерева — антикварная вещь, очень дорогая. Столик был накрыт газетой. На этой импровизированной скатерти стояли бутылочки из-под водки. Тетя Рая называет такую тару «мерзавчик». Было их штук пятнадцать — пустых — на одном краю стола. И еще несколько штук — полных — на другом. Здесь же присутствовал стаканчик йогурта; должно быть, предназначался на закуску, но пока до него дело не дошло — крышечка была на месте. На диване сидел Сереженька, облаченный в махровый банный халат. Здоровенный бугай, метр девяносто ростом и под сто кило весом, был пьян. Он поднял на вновьприбывших совершенно осоловелые глаза и жизнерадостно сказал:
— О, Манюнька! Привет. А я опыт ставлю.
— Что? — белыми губами прошептала Маша.
Честно сказать, Марк не очень понял, чего она так распсиховалась. Ну нажрался зайчик — первый раз, что ли? Но тут мужик заплетающимся языком начал излагать суть эксперимента, и доктор сообразил, что так напугало девушку.
Оказывается, после очередного ударного запоя Манюня, пригрозив уехать работать за границу и бросить любимого друга, уговорила того зашиться. Что и было проделано вызванным на дом специалистом неделю назад. Воспоминания о том, как он существовал всю эту неделю совершенно сухой, вызвали у пьяного Сереженьки слезы. Утеревшись рукавом, он продолжил повествование. Оказывается, врач ему пригрозил: выпьешь — умрешь. Сегодня утром жизнь стала немила настолько, что мужик решил не длить муки. Пошел в магазин, купил мерзавчик и выпил. Но — не умер! Тогда он решил посмотреть, на каком по счету пузырьке он откинет копыта. Пошел в винный еще раз, купил двадцать штук и теперь ик!.. экспериментирует! Уж не знаю: врач ли схалтурил, или просто мужика ничего не берет, но пока он был абсолютно и безнадежно жив.
Маня начала всхлипывать. А Марк вдруг понял, что надо делать. Должно быть, жалость к подруге и переживания последних дней ударили ему в голову. Воздух вокруг сделался горно-прозрачным и прохладным, а сам он — тоже прозрачным и абсолютно спокойным. Марк просто спросил:
— Значит, помирать решил? Сейчас устрою.
Пошел в кухню. Покопался под раковиной, он прекрасно знал, где тут что лежит. Ага. Вот он. В руку доктору лег топорик для разделки мяса. Когда он вернулся в гостиную, с лица Сережи мигом пропала пьяная улыбка.
— Эй, мужик, ты что?
Марк молча шел на него. Сережа вдруг коротко взвизгнул, вскочил и, скользя тапками по паркету, кинулся в спальню.
— Маня, Манечка, — вопил он. — Убери его! Он меня убьет! Манечка!
Машка повисла на стоматологе причитая, и Марк очнулся. Оказалось, что несколько секунд, а может, и минут, вокруг царила благословенная тишина — он словно был сам по себе в коконе, наполненном прозрачной ясностью. И цель тоже была ясна. Но теперь кокон лопнул, и на него обрушились звуки: завывания Сережи — он пытался закрыть дверь в спальню, начисто забыв, что она раздвижная, а потому от косяка оторвать ее не мог; визг Машки, которая, обхватив доктора руками за плечи, вопила прямо в ухо: «Не надо, родненький, ну не надо!» Еще был слышен стук по батареям — должно быть, соседи решили внести свою лепту в концерт. Марк вдруг понял, что момент истины прошел. Раз не успел убить его сразу, теперь уже поздно. Поэтому он стряхнул с себя девушку. Отнес на место топорик, налил подруге валокордин, подождал, пока выпьет, и ушел. Пусть сами разбираются.
Это же надо! Может, стоило жениться на Машке? Ах да, она на момент знакомства была уже при Сереже. Какие все-таки странные создания русские женщины! Даже если речь идет о натуральной еврейке. Может, русский воздух обладает каким-то особым действием на мозги? Размягчает их, что ли. Ну где это видано: мучиться с пьяницей, зарабатывать на него деньги — сам милый друг сидит где-то инженером и мнит себя спасителем Отечества, — выслушивать от него подробные описания статей всех баб, каких он имел или хоть видел, принимать за любовь направление на массаж глазных яблок… И при этом любить его и искренне верить, что любима. Как это все странно. И в то же время странным образом естественно и понятно. Плюхнувшись на сиденье, Марк призадумался. Надо бы успокоиться, но выпить нельзя — еще рабочий день. Тут взгляд его наткнулся на пачку «Парламента», которую забыла Маша. В самый раз. Курить он умеет, но не любит. Не вкусно. Но сейчас это то, что надо. Процесс курения производит на доктора успокаивающее действие. Даже в меде, стоило перед экзаменом покурить — и он готов был иметь дело с самым вредным профессором. Вот и теперь. Кончик сигареты тлел, дым вился сизым облачком, и пульс Марка постепенно приходил в норму. Выбросив окурок, он завел мотор и принялся шарить по карманам в поисках карамельки или жвачки. Вкус во рту после сигарет — гадость редкостная.
Само собой, обеденный перерыв несколько затянулся. За что наш стоматолог и схлопотал выговор от начальства. Но, как говорится в одной мудрой книге, все проходит — прошла и пятница. Более того, ближе к концу рабочего дня коллеги, разомлевшие от погоды и полученной зарплаты, решили в субботу с утра