Утром, еще до полудня, леса отступили; пред нимиВ солнечном свете раскинулось озеро Ачафалайя.Заросли белых кувшинок покачивались в легкой зыби,Что разбегалась от весел, и ослепительный лотосНад головами гребцов поднимал золотую корону.В знойном полуденном воздухе веяло нежным дурманом Сладкоцветущих магнолий; кругом островки зеленели,Чьи берега изумрудные, сплошь утопавшие в розах,Звали прилечь и забыться, манили душистой прохладой.Вскоре для отдыха выбран был остров и подняты весла,И под ветвями раскидистых ив, над водою склоненных,Лодка их стала надежно на якорь; усталые людиПосле ночи бессонной, в траву повалившись, уснули.Прямо над ними простерлась крона гигантского кедра; Длинные плети вьюнка, виноградные дикие лозыСвешивались, развеваясь, с ветвей его крепких и длинных, Словно Иакова лестница, где по ступенькам сновали,Как ангелочки крылатые, стайки проворных колибри.Все это грезилось Эванджелине, дремавшей под кедром; Сердце ее умилялось открывшимся зрелищем рая, Переполнялась душа величьем и славой небесной.Ближе и ближе, между бесчисленными островами,Легкий и быстрый челнок скользил по цветущим протокам Трапперы и звероловы, крепкие весла сжимая,К северу путь направляли, к угодьям бобров и бизонов.Юноша возле руля был с виду угрюм и задумчив,Темные пряди небрежно лежали на лбу; и тревога,И затаенное горе ясно читались во взоре.Это был Габриэль, который, устав и отчаясь,В прериях Запада думал искать исцеленья от грусти.Возле самого острова, где отдыхали акадцы,Быстро проплыли они, — но с другой стороны, за кустами, — И не заметили лодки большой, укрытой под ивой;И не расслышали спящие близкого плеска их весел;Не разбудил задремавшую девушку ангел господень.Быстро промчался челнок, как облака тень над долиной.Но, лишь затих в отдаленье скрип их уключин, — очнулись Спящие, как от волшебного сна, и со вздохом глубокимМолвила девушка; «О преподобный отец, что за диво!Мне почудилось вдруг, будто мой Габриэль где-то рядом.Что это — сон ли пустой, суеверное воображенье?Или правду душе моей ангел открыл, пролетая?»И, покраснев, прошептала: «Простите мне глупые речи.Зря досаждаю я вам бессмысленными пустяками».Но, улыбнувшись, ответил ей благочестивый священник:«Дочь моя! Речи твои не бессмысленны и не случайны.Чувство — недвижная глубь; а слово — буек, что танцуетПоверху над глубиной, отмечая то место, где якорь.Верь же голосу сердца и не беги от предчувствий.Знай, Габриэль твой действительно близок. Немного южнее.На берегу реки Тэш — города Сент-Мор и Сент-Мартин.Там жениха после долгой разлуки обнимет невеста,Там после долгих скитаний пастырь найдет свое стадо.Чуден тот край, обильный и пастбищами и плодами.Это — цветущий сад, над которым лазурное небоКупол высокий покоит на стенах могучего леса.Люди его называют Луизианским Эдемом».Тут они поднялись и снова пустились в дорогу.Тихо вечер подкрался. Солнце, спустившись на запад,Как чародей, золотым своим жезлом коснулось пейзажа. Зыбкий поднялся туман; небо, вода и деревьяВспыхнули разом и в общем сиянье слились и смешались.Как серебристое облако, между двумя небесами Лодка плыла, погружая весла в лучистую влагу. Невыразимой отрадой наполнило Эванджелину;Сердца заветные струи под обаяньем волшебнымСветом любви засияли, как волны и воздух заката.Тут из прибрежной заводи маленький дрозд-пересмешник, Самый шальной из певцов, качаясь на ветке ракиты,Вдруг разразился таким неистовым бредом мелодий,Что, казалось, и небо, и лес, и вода замолчали.Грустные трели сперва доносились — и вдруг, обезумев, Словно помчались вдогонку за бешеным танцем вакханок.И одинокие жалобы в воздухе вновь прозвучали,Смолкли, и сразу — раскаты такого гремучего смеха,Будто после грозы ветер с верхушек деревьевСтряхивает, налетая, осыпь хрустального ливня.Неизъяснимо взволнованы этой прелюдией бурной,Медленно вплыли они в устье Тэш и сквозь воздух янтарный Вскоре увидели узкий дымок над вершинами леса,Знак долгожданный жилья, и в той стороне услыхалиБлизкие звуки рожка, мычанье коровьего стада.
III
Возле реки, под сенью дубов, оплетенных узоромМха серебристого и колдовскими цветками омелы,
