испытали. Они помогали друг другу, нуждаясь в прикосновениях. Их потребность друг в друге была естественной и непреодолимой. Никакого сомнения и смущения любовь имела право на все!
Они возвращались в Истлей. Все возвещало о начале нового дня. Облака стали разбредаться по небу и солнце, воспользовавшись этим, начало свой повседневный труд. Когда они вели лошадей на конюшню, то даже грязные лужи на вымощенном дворе сверкали драгоценными камнями в ярких солнечных лучах.
Расседлав лошадей, Эдвард отвел их на луг Он стоял и смотрел на них, восхищаясь красотой и грацией.
— О чем ты задумался?
Он повернулся и увидел сияющую Элли.
— Ни о чем, — ответил Эдвард и нежно обнял ее плечи. — Я так счастлив, Элли!
Она долго молчала, и он пожалел о своих словах.
Она повернула голову и поцеловала его руку на своем плече.
— Я тоже, — произнесла она, но так тихо, что Эдвард не услышал.
Прошел день. Мэдди ушла спать, и они остались вдвоем. Эдвард снова повторил ей эти слова. Они сидели на каменной террасе Истлея и смотрели на чистое небо, усыпанное миллионами звезд. Теплый ветер приносил ароматы лета — пьянящий запах земли и роз.
Услышав его, она резко встала.
— Я знаю, — сказала она. — И это пугает меня.
Он видел, как она нервно сплела пальцы.
— Почему?
Она пожала плечами.
— Может быть, я боюсь предполагаемых обязательств, — не поднимая глаз, ответила она.
— Это только предположение?
— Да.
Он видел, что она скрывает правду. Эдвард приблизился к ней, коснулся ее волос и почувствовал, как она откликнулась на его ласку. Она не хотела, но была бессильна противиться тому, что прятала в своей душе.
— Но это не все.
Быстро кивнув, она посмотрела на него. Ей не хватало слов, чтобы объяснить свои чувства. То, что происходило между ними, было непостижимо. Оно подавляло, разбивало все вдребезги, наполняло болью, ошеломляло, было горьким и сладким.
— Я никогда не чувствовала ничего подобного. Я не могу справиться с собой… совсем… Это… эти чувства… они страшат меня, я вся растворилась в них.
— Но, Элли, это же замечательно — значит, все это нужно и важно для тебя.
Вдруг она услышала крик совы, доносившийся из рощи, и в ее душу стал вползать страх. Она задрожала.
— Эй, это только сова! — Он обнял ее, крепко прижав к своему сильному телу, и она успокоилась. — Идем спать.
Он поцеловал ее волосы и легко провел рукой по спине. И от его нежности в ней снова разгорелось пламя. Под летним платьем у нее ничего не было, кроме гладкой кожи. Сбросив тонкую ткань, он стал ласкать ее бедра кончиками пальцев. Она повернулась к нему и нашла его губы — ее поцелуй был сильным и настойчивым. Эдвард подхватил ее на руки и понес легко, как пушинку. Пока они шли к дому, она целовала его шею, восхищаясь его силой. Оказавшись в гостиной, Эдвард поставил ее на ноги, но она тут же стала опускаться на ковер, увлекая его за собой. Она обезумела от его силы и ласки и от своей слабости. Он упал вместе с ней на ковер, и они вновь слились в одно целое.
Голос совы разорвал тишину ночи, но она отбросила свое прошлое. Этот миг был ее — прекрасный, но быстротечный.
Посередине ночи Эдвард проснулся и протянул к ней руку. Ее не было.
— Элли? — Отчаяние сдавило ему грудь.
— Здесь я, — прозвучал в темноте ее слабый, печальный голос.
Он повернулся к окну и увидел — она сидела на низком подоконнике, поджав колени, и смотрела на долину, серебряную от лунного света.
Он встал, накинул махровый халат и подошел к ней.
— С тобой все в порядке? — Он сжал ее плечи. Она была холодной и напряженной.
— Да, — ответила она, не отрывая глаз от долины и не отзываясь на его прикосновение.
Он сел рядом, взял ее руку и поцеловал ладонь.
— Элли, пожалуйста, поделись со мной своей печалью.
Она повернулась к нему, и он заметил странный свет в ее глазах: отстраняющий и сильный. И расстроился. Элли долго смотрела на его нежное лицо, а потом закрыла глаза. Ей хотелось сохранить его в своей памяти.
— Эдвард, я испугалась, — сказала она, чтобы ничего не объяснять.
Потом отвернулась и снова стала смотреть в ночь. С каждой секундой она все острее чувствовала, как мрачное прошлое просыпается в ней. Казалось, оно идет из темноты, подкрадываясь к ней все ближе и ближе. Впервые за многие годы ей хотелось позвать свою мать. Она ощущала ее присутствие в мрачных ночных кошмарах, тысячу раз мечтала о ней — но никогда не могла вспомнить. Это ужаснуло ее.
— Эдвард, прости, но я хочу домой.
Он сжал ее руку. Ее слова больно ранили его.
— Почему? Он с усилием глотнул. — Скажи мне почему, Элли?
Она почувствовала его боль, которая мгновенно передалась ей.
— Мне нужно побыть одной и подумать. Пойми. Не знаю, как справиться с тем, что я чувствую… Я запуталась… Это убивает меня. — Стараясь сдержать слезы, она замолчала.
Он опустил глаза. Сегодня они были так близки. Ничего подобного в его жизни прежде не было. Еще несколько часов назад он чувствовал, как его душа коснулась ее души, но сейчас — сейчас он был отброшен.
— Ты вернешься, Элли?
Молча она прижалась к нему, и он заключил ее в объятия. Она положила голову ему на грудь, и он ласково гладил ее по голове, ощущая теплое дыхание на своей шее.
— Ты вернешься? — повторил он, взял ее за подбородок и заглянул в глаза. — Вернешься?
Элли смотрела молча, потому что не могла ответить. Он ласково смахнул слезинку с ее щеки, бережно поднял девушку, отнес на кровать и снял с нее халат. Наклонившись, он медленно и очень нежно поцеловал ее. Руки его осторожно скользили по ее телу. Тогда он быстро скинул халат и лег рядом, продолжая целовать, чувствуя, что в ней снова разгорается пламя.
Он любил ее с бесконечной нежностью, забрав у прошлого и будущего и унося в тот мир, где она не бывала прежде.
Утром, когда он проснулся, она уже уехала.
ГЛАВА 25
Около десяти часов утра Элли оказалась в своей квартире. Лондон был сонный, пустынный и тихий. В коридоре она бросила сумки на пол и пошла в спальню. Не раздеваясь, она скользнула под покрывало и мгновенно заснула.
Ее разбудил телефонный звонок. Перевернувшись, она лежала, закрыв глаза, и слушала нескончаемый звон. Не хотелось ни с кем разговаривать. Наконец телефон умолк. Она села и взглянула на часы — она проспала три часа. Выбравшись из постели, Элли потянулась. Она была подавлена, как будто что-то очень дорогое умирало в ней, причиняя боль и в то же время смущая. Ее знобило, и она решила