— Нет, все нормально.

А вот шуткой-то это оказалось весьма неудачной. И даже — совсем не шуткой, если вспомнить то, что произошло потом.

Черт возьми, ну почему, когда надо, память отказывает тебе в помощи?

— Еще раз простите…

Она открыла глаза.

Человек удалялся. Воспоминание не приходило, но Лада смотрела вслед удаляющейся фигуре, уже почти на сто процентов уверенная, что этот вот человек, такой привычный и обаятельный, и является причиной Таниной гибели.

Я продолжала бессмысленно пялиться в экранчик компьютера, наблюдая, как разноцветные квадратики, только что сложенные мной в гармоничную стеночку, рушатся под действием бомб.

Если предположить, что наш «письмотворец» сейчас затаился и мы рассчитываем на метод исключения, то что у нас получается?

— Ни хрена у нас не получается, — мрачно пробурчала я. — Он может затаиться на десять лет, а в соседней комнате у нас торчит «самоубийца», и вряд ли нам удастся прятать ее от чужих глаз долго.

И что ж делать? Уподобиться Ларчику с его внезапно возникшей страстью к театральным эффектам, снова собрать всех, и — алле-гоп, в призрачном свете появляется дух Танечки! Кто-то, не в силах справиться с проснувшейся совестью, бледнеет, падает в обморок, и мы — тут как тут, защелкиваем на его руках «браслеты»?

— Какой маразм, — пропела я. — Первое. Нет гарантии, что при появлении Танечки в обморок не рухнут все. А он-то как раз и останется, потому как у него, вполне может статься, и совести уже не осталось!

Новый взрыв разрушил мое сооружение. Я нажала на кнопочку, и экран угодливо погас.

— Вот так Александра Великая погружает мир во тьму, — сообщила я.

— Ты с кем это беседуешь? — раздался голос сзади. Обернувшись, я увидела возникшего на пороге Ларчика.

— С тобой, — улыбнулась я ему.

— А я только пришел.

— Я заранее с тобой беседую. Моя сложная психофизическая структура не терпит одиночества.

— И что ты мне рассказывала?

Он сел напротив и смотрел на меня с интересом.

— Я? Ах да. Я пыталась понять, что теперь можно сделать. Придумать некий ход, когда наш аноним будет вынужден раскрыться… И знаешь, миленький, я, кажется, придумала!

Я подпрыгнула. И как такая мысль не пришла мне в голову раньше!

— Ларчик, — взмолилась я, — ты меня отпустишь ненадолго, а?

— Сначала ты мне расскажешь, что ты там надумала, а потом я решу, — сурово ответил мой босс.

— Ну, Ларчик, я тебе потом расскажу, а сейчас у меня времени нет! Пожалуйста, Ларчик!

Я даже руки молитвенно сложила! Я на него смотрела так умильно, что и камень бы растопился!

— Это опасно? — хмуро спросил Лариков.

— Нет, нет! Это… совершенно безопасно. Честненькое слово!

— Клянешься?

— Клянусь, — с готовностью подняла я руку. — Хоть на чем угодно.

— И чем угодно?

— Даже твоей драгоценной жизнью, — прошептала я.

— Нет уж, вот мою жизнь оставь в покое, потому что ты отчаянная врушка! — возмутился Ларчик.

— Хорошо, хорошо… Тогда я поклянусь своей.

— Своей тоже не стоит. По той же самой причине…

— А без клятвы? Не отпустишь?

Он вздохнул:

— Иди. Только недолго. Через два часа не будет — вызову милицию…

— Я приду раньше, — пообещала я, вылетая на улицу.

Лада прошла к себе, поздоровавшись с секретаршей. Та при виде Лады прекратила веселое щебетание по телефону, придала лицу соответствующее выражение и трагически, Ладе показалось, что даже чересчур — девочка переигрывала, прошептала:

— Лада Васильевна! Как же это — с нашей Татьяной Дмитриевной? Неужели правда?

— Не знаю, — резко ответила Лада. — Я ни-че-го не знаю, и прошу меня обо всем этом не спрашивать!

С этими словами она прошла в кабинет и села в кресло, достав сигареты.

— Нет, это же с ума можно сойти! — пробормотала она. Руки дрожали. Нервы были явно на пределе.

Она затянулась, выпустила дым, рассматривая потолок с лепниной.

Чертова история!

Она попыталась сосредоточиться на работе. Протянула руку к конвертам, стопочкой лежащим на столе, но отдернула руку.

Она не могла даже представить, что настанет момент, когда простые белые конверты начнут вызывать в ней такой ужас.

— Успокойся, — приказала она себе. — Что это с тобой? Ведь не ты получала письма, не ты!

Она сжала виски ладонями.

— Лада Васильевна?

— Что он говорил?

— Лада Васильевна, что с вами?

Она встряхнула головой, подняла глаза. Все плыло перед глазами. Давление, подумала Лада. Чертово давление, которое всегда повышается, когда волнуешься!

Сквозь пелену перед глазами проступил мужской силуэт.

«Как вчера вечером, — подумала она и вздрогнула. — Как вчера? Он же говорил, что…»

Да не в этом дело!

Взгляд ее остановился на журнале. Вот ведь в чем дело-то! Ведь там, на этой фотографии… Бог мой, как же она его не узнала?

— Все в порядке, просто нервы пошаливают, — сказала она, стараясь выглядеть спокойной.

Он не должен этого заметить, Лада!

— Может быть, вам принести воды?

— Да, буду вам очень благодарна!

Дверь за ним закрылась. Лада подождала немного и набрала номер с визитки Ларикова.

— Андрей Петрович, — проговорила она, с трудом дождавшись, когда в трубке зазвучит его голос. — Андрей Петрович, я кое-что вспомнила. Можно, я подъеду к вам еще раз через полчасика?

Голова гудела.

Она выслушала ответ, сказала, что, к сожалению, разговор не телефонный и лучше все-таки ей подъехать, и повесила трубку.

После этого она откинулась на спинку кресла.

Ее гость стоял на пороге и улыбался. Она испытывала такую боль, что сейчас ей было все равно, слышал ли он ее слова или нет. Он протягивал ей стакан воды. Головная боль начинала отступать, перемещаясь к затылку. Она закрыла глаза.

Через некоторое время ей должно стать легче. И тогда она поедет к этому сыскарю.

Сначала я обегала все книжные точки.

Честное слово, я измучила несчастных продавцов, разыскивая нужную мне фразу, да еще и