— Вот он, — удовлетворенно заявил Фримен и поинтересовался: — Этот кабак был тут восемь лет назад?

— Конечно, был, — сказал Витька. — Мне кажется, он тут вечно располагается.

Теперь Фримен обернулся в сторону «Веселого дельфина» и уставился туда.

— Ну, теперь становится немного яснее, — сообщил он нам.

Я наивно подумала, что вот сейчас, в этот светлый миг, Фримен наконец-то объяснит нам свое странное поведение.

Но он немного постоял, с грустью рассматривая вывеску бара, и решительно произнес:

— Нет, сейчас это не получится… С Александрой туда идти рискованно… Придется отложить на завтра. Но все не так уж и сложно понять, как мне казалось вначале…

После этого он зашагал прочь, а нам не оставалось ничего другого, как снова следовать за ним — правда, на этот раз мы шли к троллейбусной остановке, а это означало, что на сегодня наши мучения закончены.

До самого моего дома Фримен продолжал загадочно молчать. Пенс смотрел на меня с явным сочувствием — от его проницательных глаз не укрылось мое разочарование.

Поэтому, когда мы расстались с Витькой и Фрименом, я дала волю эмоциям.

— Псих какой-то, — ворчала я. — Сидел и медитировал с умным видом…

— Сашка, он просто так работает, — оправдывал этого типа Пенс, но я не могла успокоиться.

Я замерзла, дико проголодалась, устала, а результаты? Что я узнала от этого их гениального Фримена?

Ничего!

С таким же успехом я могла бы и одна прогуляться по ночному пляжу, и то, наверное, вышло бы более толку!

— Да не вышло бы, — заверил меня Пенс. — У Фримена дар — он собака.

Я остановилась.

— Чего он? — презрительно переспросила я. — Со-ба-ка?

— Ну да, ищейка, — кивнул Пенс. — Только духовная собака.

— Пенс, ты решил меня достать окончательно? — с тихой угрозой поинтересовалась я. — Что еще за собака такая духовная?

— Он сосредоточивается на проблеме и находит решение.

— Тоже мне, уникум, — фыркнула я. — Собака духовная… Это все делают.

— Я бы не смог. Он видит несколько вариантов происшедшего и отбирает то, что ближе к истине.

— Я только этим и занимаюсь, — напомнила я ему о своих скромных талантах.

— Не так, — покачал головой Пенс. — Ты же не проникаешь внутрь. Ты анализируешь, вычисляешь и так далее… А Фримен это видит. Черт его знает, как у него это получается, но Витька говорил, что ту аферу с его долгами он раскрутил за два дня, хотя не был знаком с Витькиными кредиторами.

— Я тоже, между прочим, как-то раз спасла одного парня, — напомнила ему я. — Так что у меня с озарениями все в порядке…

Мы поднимались по лестнице, а на моей площадке уже была открыта дверь, и в ее проеме маячила фигура моей мамочки.

— И чего вы так орете в столь поздний час? — сурово поинтересовалась она.

— Ссоримся, — пояснила я.

— Нашли достойное занятие, — презрительно фыркнула мама. — И подходящее время и место. Ссорьтесь уж тогда потише.

— Да она придумывает, я с ней и не думаю ссориться, — возмутился Пенс.

— Моя дочь обычно ссорится за всех с самой собой, — объяснила мама. — Кстати, тебя добивался Ванцов. Так что забудь о своих агрессивных настроениях и позвони ему домой.

Вот так всегда, мрачно думала я, набирая ванцовский номер.

И почему мама всегда на стороне Пенса?

А Фримен все равно самовлюбленный болван…

Я уже забыла, какие трепетные чувства он вызывал во мне в начале нашего знакомства.

Ванцов звонил мне по делу — оказывается, он узнал адреса Чеботарева и Старцева.

— Записывай, — сказал он и начал диктовать.

Оба и впрямь неплохо устроились — жили в комфортабельном районе, недалеко от центра.

— Поди ж ты, оба заняты бизнесом, — фыркнула я. — Торгуют холодильниками, да?

— Нет, один — продуктами. А второй действительно холодильниками и видеоаппаратурой. Только он ими вроде бы не торгует. Он заведует складом.

— Некоторым людям незаслуженно везет в жизни, — констатировала я очевидный факт. — Знаешь, Лешка, может быть, мы с тобой выбрали неверный путь? Надо было усесться в окружении телевизоров, тогда бы и на квартирку набрали…

— Ладно, Данич. Можно подумать, ты бы согласилась на «смену декораций».

— Вот в этом и проблема, — грустно сказала я, рассматривая потолок моей комнаты с желтыми подпалинами, свидетельствующими о недавнем ливне. — Что-то есть дорогое сердцу в нашем жизненном стиле…

— Кстати, как у вас-то дела?

— Никак. Завтра начнем упорное отслеживание.

— Только не переусердствуйте.

— Постараемся…

— А где ты была вечером?

Я уже открыла рот, чтобы поведать ему о наших приключениях, но страх показаться смешной пересилил, и я соврала:

— Торчали у Пенса в гараже, любуясь его новым приобретением.

Не могла же я ему рассказать о том, что покорно, как последняя идиотка, таскалась за «духовной собакой» с явными отклонениями в психике!

— Понятно. Ладно, ангелочек, пока… До завтра. И спокойной ночи…

Я повесила трубку.

За окном все еще моросил дождь, будто господь вознамерился заставить нас вспомнить о Всемирном потопе…

— Хоть бы завтра было немножко солнца, — сказала я, наблюдая, как по стеклу стекает слезинка дождя, оставляя на нем след, как на щеке. — Пожалуйста, хотя бы совсем немножко солнца. Ладно, господи?

Интересно, почему после дурацкого дня непременно снятся дурацкие сны?

Сначала я ничего не имела против моего сна: я, представьте себе, сидела на облаке и читала Иссу — это такой замечательный японский поэт, — а вокруг меня шел дождь. Этот дождь был совершенно необыкновенный, как если бы с неба вдруг начали падать маленькие радужные шарики, и меня он совершенно не касался.

Так вот, хотя он меня и не касался и был таким замечательным, я все-таки пыталась упросить господа его прекратить.

— Понимаешь, господи, — говорила я, оторвав глаза от книжки. — Я очень люблю дождь. Но вот в чем дело — дождь ведь смывает все следы, а их и так мало… Да еще и на кладбище, господи, трава вырастет …

При чем тут было кладбище и почему мне в голову вдруг полезли такие мысли с мрачноватой окраской — не знаю уж.

— Да в принципе, ничего страшного, что я говорю разные глупости, — рассудила я. — Все равно ведь он меня не слышит… Я же не Моисей.

— И что из этого следует? — услышала я над ухом насмешливый голос и обернулась.