было сохранять, как можно дольше. Так товарищ Сухов и сказал адмиралу. Потом он, всё через того же председателя и его соратников, не сильно напрягаясь и не засвечиваясь, оприходовал всю информацию по максимуму — следак-то от бога. По ходу выяснилось, что наследников у покойного нет, зато есть четырёхкомнатная квартира в центре горда. Вот товарищ Сухов и предложил пустить слушок, что, якобы, у здешнего Союза офицеров имеются кое-какие документы, на основании которых, вышеупомянутый Союз вполне может унаследовать недвижимость усопшего. Утку запустили, ждём, не светимся. И двух дней не прошло, появляется брат покойного, чин чинарём. Во финт! Фёдор, чертяка ушлый, знал, что делал. Перво-наперво возник вопрос: не липа ли? Братишку-то в глаза раньше никто не видел. Сделали несколько фотографий, и я смотался по-быстрому в Уссурийск, предъявил соседям. Соседи брата признали, мол, Василий Петрович, и точка! Только нашлась одна дотошная бабуся с двойным дном и пронзительным взглядом. Она зачем-то поводила ладошкой над снимками, губы поджала, подумала-подумала и выразилась туманно: 'Васька, конечно, он…, да не он. Тута больше на покойника похож. Извели мужика христопродавцы. Господь до времени попустился, однако, ты, — она ткнула в меня корявым пальцем, — станешь орудием в деснице его. И не придуривайся под старого!'. Я, естественно, поинтересовался, как у бабки насчёт зрения? Уникально, но факт — стопроцентное. Вообще, бабка вся уникальная — с виду карга- каргой, а глаза лучистые, зелёные, и чудится зрачок вроде кошачьего или рысьего. О том и доложил товарищу Сухову по возвращении. Фёдор задумался.

'Слыхал, — говорит, — я о таком, и даже сталкивался лично в девяносто четвёртом. Помнишь или нет, в девяносто пятом шуму было из-за теракта в Токийском метро? Адепты тоталитарной секты 'Аум Сенрикё' надумали проверить, как действует газ зарин на боль-шое скопление людей в огромных, закрытых помещениях. Массированная атака двадцатого марта послужила причиной смерти десяти человек, пять тысяч пассажиров получили отрав-ления. Секту объявили вне закона, кого смогли — арестовали. Её тогда у нас тоже запретили. Куда деваться? А до теракта тамошний гуру Сёко Асахара, даром, что полуслепой, двери во все министерские кабинеты России ногой открывал. Большие бабки — десятки миллионов долларов, перетекали в карманы наших высших чиновников. Тогдашний премьер Асахаре чуть не в пояс кланялся. Сектанты стремились распространить своё влияние прежде всего на перспективную молодёжь. С высочайшего соизволения устраивались встречи в МГУ, в 'Бауманке', в других ВУЗах Москвы. Агитация, надо отдать должное этому всевидящему слепцу — Сёку, была на уровне: пение мантр, духовные практики и прочая мура. На меро-приятия откупались дорогущие залы. И ведь все знали, что при этом используются как бы безвредные лекарственные препараты в сочетании с малыми дозами зарина. Этот хренов газ, минимально растворённый в воздухе, оказывает опьянение сродни наркотическому. Обеспечивалась ошаленная внушаемость аудитории. А при длительной обработке у приверженцев возникало стойкое нарушение психики. Вот с такими живыми покойниками и с их духовными наставниками я и столкнулся, расследуя дело о нескольких убийствах. Там много чего было. Подобное гадство сопровождалось присвоением недвижимости неофитов. Духовники, надо отметить, действовали нагло, наши законы для них не писаны — шибко высокая крыша. Когда я слишком глубоко копнул, мне дали по шапке. Продажность верхов в то время была беспредельна. После запрета сектанты рассосались, но никуда не делись. В столице появились элитарные, закрытые клубы 'друзей востока'. Так вот, дружок, нынешняя ситуация оченно напоминает дела давно минувшие. Теперь понятно, почему рядом с братишкой всё время находится, будто бы, адвокат. По сути, это тот же духовный наставник, братик-то зомбирован напрочь и самостоятельно мыслить уже не способен'.

Сухов, выдав такую несвойственную ему длинную тираду, снова задумался, а я, понят-ное дело, молча ждал, когда он разрешится. Встревать с советами не по чину. Чтоб ты, Коля, знал: в нашем тандеме товарищ Сухов — мозги, я — кулаки. Силовая поддержка, так сказать. Хотя, пусть он сам человек и не молодой — полтинничек разменял — один стоит целого взво-да, а то и роты. С виду — семидесятилетний старик… А! Я про одно обстоятельство забыл: мы с ним по Владику перемещались только в гриме. Знаешь, есть такие мази, стягивающие кожу в морщины, подкладки под губы да за щёки, и прочие ухищрения. Плюс животик на-кладной, плюс изменённая походка. Один-два штриха, и тебя мама вблизи не узнает. На гриме Сухов настоял. Я так думаю: он с самого начала знал, какие-такие приключения нам грозят в Приморье. Нам местные однокомнатную квартирку определили для постоя, так мы, на ночь глядя, весь этот ужас с себя смывали, а утром опять. Когда я приехал с докладом, Фёдор ещё в гриме посиживал. Старикашка, старикашкой. И я не лучше. Потешно!

— Что-то ты, Паша, слишком покровительственно к сединам…, - буркнул Шершнев.

— Помилуйте, — Павел прижал руки к груди, — Виктор Сергеич, я же не свысока, я всего лишь подчёркиваю разительное несоответствие внешности и возможностей. А ну, какие бандитствующие придурки наскочат на такого старичка в подворотне? Умора и трагедия! — Капитан как-то вдруг погрустнел и повторил раздумчиво. — Умора и трагедия, да…

Павел успел заварить чай на кухне, напластать бутербродов с колбасой и сыром, при-волочь в комнату всё это кулинарное великолепие и водрузить на стол, а Сухов, ни на какие раздражители не реагируя, всё что-то просчитывал в уме, и лицо его при этом становилось злым. Наконец, он заговорил.

— Понимаешь, Паша, я, когда расследовал то давнишнее дело, наткнулся на такие фак-ты, что волосы дыбом. Люди, по своей наивности попадавшие в секту, либо быстро станови-лись недоумками, либо бесследно исчезали. Наряду с захватом имущества в ходу были пыт-ки и убийства. Тех, кто спохватывался и желал выбраться из трясины — в расход. Устраива-лись показательные казни. Человеческая жизнь рядового члена секты стоила меньше коз-лячьего помёта. И это на территории России в конце двадцатого века! Едва миновал девяно-сто третий с его потрясениями, когда Президент расстреливал Верховный Совет и тасовал правительство, как карточную колоду, под звуковой фон о грядущих демократических за- воеваниях. В любые времена даже во власти встречаются люди порядочные, но многие ха-пали 'зелень' и ртом, и задницей, и не было им дела до каких-то там людишек. Мало того, когда я стал ломиться в двери ответственных кабинетов, меня попросту сдали, выбросили из органов и натравили на меня 'Аум…'. Как я тогда выжил? О том разговор особый. При-шлось временно уйти на нелегалку и начать собственную тайную войну. Конечно, мне не-гласно и довольно эффективно помогали — всё-таки не все кругом подонки. А потом девяно-сто пятый, теракт в Токио, запрет секты, и я вышел из подполья. Звали назад в контору, да я ту службу с кровью выблевал. За период своей тайной войны я себе на 'пожизненное' зара-ботал не единожды. Вот так. Дело пошлое, только по таким деяниям срока давности не пре-дусмотрено. Знаешь, почему я тебе об этом говорю? Чутьё старого опера подсказывает, что грядёт здесь подобная войнушка. Придётся преступать законы. Кабы они работали, может, и не пришлось бы…, а так — уповаю на высшую справедливость. Ты что-нибудь о 'Законе Та-лиона' слышал?

Товарищ Сухов вопросительно уставился на Павла, тот пожал плечами.

— Я о подразделении 'Т' знаю ровно столько, сколько батя позволил, как и ты тоже, и поелику знаю о принципе возмездия. Наказание адекватное деянию…вроде бы.

— Во, во — адекватное. В Персии, например, за воровство отрубали руку, и тоже полага-ли сие адекватным. Налицо явный перебор. В нашем случае подразумевается не столько адекватность, сколько справедливость. Но в целом ты прав. Если государство не может, а пуще того, не хочет наказать преступника, на него опускается бич божий. Бабка ведь не зря тебя 'десницей господней' нарекла. Однако, если по морально-этическим соображениям…

Капитан криво усмехнулся.

— Юлишь, Фёдор, ты мою биографию знаешь. Сдаётся мне, ты заранее готовился к ны-нешней заварушке, потому и меня с собой прихватил. А la guerre come a la guerre, по законам военного времени.

Сухов кивнул, соглашаясь.

— Без пощады, значит? Тут имеется один нюанс. В девяносто четвёртом меня преследо-вали, я