чуток испортилось, совсем чуть-чуть, и даже не испортилось, а изменилось, перетекло в другое русло, не оставив места сытому благодушию. Однако всё равно — кайф!
— Коля, почему вы не едите фрукты? — Заботливо поинтересовалась Марина Сергеевна.
— Спасибо, я бы с удовольствием, но уже не могу проглотить ни кусочка.
— Если не ошибаюсь, русский физиолог Сеченов, — пробормотал генерал, прихлёбывая сок, — как-то выразился в том смысле, что еда, это одно из интимнейших проявлений обще-ния человека с окружающим миром. Предлагаю после столь напряжённого интимного об-щения вернуться к делам не менее щепетильным и, пожалуй, более серьёзным. Поехали?
А ещё через полчаса в кабинете Шершнева вновь собралась прежняя компания.
Как-то само собой вышло, что слово взял Вячеслав Владимирович.
— Николай, — начал он, расхаживая по зелёной дорожке взад-вперёд, — я думаю, ты уже давно сообразил, что наш интерес к тебе лично и к твоей судьбе выходит за рамки чисто дружеского участия. С Виктором Сергеевичем, а особенно с Павлом Петровичем ты знаком по Чечне, и эти люди, как я понял, пользуются твоим полным доверием. Подожди, дружок, знаю, что ты хочешь сказать, мол, не просто доверием, а уважением, граничащим с прекло-нением. Правильно? Твои уши подтверждают мою правоту. Не обижайся на незамыслова-тую шутку, это всего лишь попытка укрепить связавшую нас верёвочку. Для чего мне это нужно? Так вот, э-э с господином генералом и с твоим боевым командиром всё более-менее ясно, но… с Мариной Сергеевной ты познакомился только сегодня, а во мне ты узнал быв-шего комбата, с которым пару раз столкнулся несколько лет назад. То есть, по сути, Марина Сергеевна и я — люди для тебя чужие, однако ореол безусловного доверия к знакомым тебе офицерам, автоматически распространяется на остальных здесь присутствующих. Рано или поздно ты задашь себе вопрос: 'А с какой стати?' Не спеши возражать. Ты уже не восемна-дцатилетний первогодок и разучился пускать пузыри. В свои двадцать шесть тебе довелось столкнуться и с войной, и со смертью, и с предательством, и с несправедливостью. Пройдёт эйфория от нечаянной и многообещающей встречи, и ты встанешь перед выбором, вот тогда появятся сомнения. И тогда, усомнившись в правоте и пользе выполняемой работы, ты, не-ожиданно для себя самого, тьфу, тьфу, тьфу — разуверишься в нашей порядочности, и накро-ется задуманное дело медным тазом. Может такое случиться? Сплошь и рядом убеждения меняют отнюдь не подонки, те отлично видят свои выгоды, а люди, вечно ищущие сермяж-ную правду. Тем более что твоё задание будет связано с риском для жизни, и понадобятся предельно жёсткие, безжалостные действия по отношению к противнику. А для этого, Ни-колай, необходимо безоговорочное доверие к своим соратникам и чёткое осознание собст- венной правоты, чтобы потом не мучиться по поводу и без, чтобы не посещали мысли типа: задурили голову, объехали на кривой козе, вербанули, как лоха! Итак, всё ранее сказанное сводится, в сущности, к двум вопросам: можешь ли ты доверять нам, и можем ли мы дове-рять тебе? Эти вопросы можно слить в один: какова степень нашего взаимного доверия? Не спеши, подумай, проанализируй своё нынешнее состояние. От искренности и достоверности ответа зависит очень и очень многое, в том числе человеческие жизни. А пока ты думаешь… Ты не дурачок и, надеюсь, нас за таковых не держишь. Да не подпрыгивай ты! Мы все прекрасно понимаем, что в данное время ты чувствуешь себя Золушкой, чудесным образом попавшей на бал, и боишься, что по причине твоего несогласия карета превратится в тыкву. Ну, хорошо, если тебе не нравится сравнение с девочкой — сравним тебя с гадким утёнком. Суть всё та же. Есть такая мыслишка? И не кривись. Тебе только кажется, что ты выше этого, а в подсознании заноза сидит. Так вот, если твоё решение будет отрицательным, ну, скажем, считаешь, что уже достаточно навоевался, настрадался, тянет к нормальной, спокойной жизни — так и скажи. Союз офицеров в любом случае поможет тебе встать на ноги: и работу подыщем, и на учёбу направим. Никаких обид, потому что к нашему делу нужно быть психологически подготовленным. Ещё добавлю: в случае согласия тебе придётся играть роль человека обиженного, озлобленного и жестокого. Фальшь в такой игре может оказаться смертельно опасной. Подробнее не могу. Думай. Да, хотел предложить и отвлёкся, то есть пока в твоей голове созревает решение, ты мысли о будущем отодвинь в сторонку — сами дозреют, а поведай нам о временах прошедших. Как тебя упекли за решётку? Из того, что ты нам рассказал, не вытекает, данных для обвинения маловато.
Вячеслав Владимирович, давая понять, что речь окончена, прошёл к пустующему креслу и легко, как юноша опустился на жёсткое сиденье.
Само собой, все смотрели на Николая. Его лицо выражало безмятежность и уважи-тельное внимание, руки спокойно лежали на коленях. Но какие чувства клокотали в его ду-ше! Он испытывал великолепное в своей чистоте торжество! Ему поверили, он нужен, ему готовы предложить дело, опасное и оттого ещё более значимое! А он согласен. Да что там: он страстно желает включиться в работу. Для него лично вопрос доверия к новым соратни-кам вообще не стоял. Какое нафиг доверие-недоверие? Даже думать на эту тему не хотелось. Преданность — вот единственно верное слово, максимально полно отражающее настроение. И никаких сомнений! Николай знал: эти люди просто не могут заниматься грязными делами. Кроме того, сознательно или бессознательно, они помогли ему справиться с горячечной, непреходящей болью, чёрной и липкой, угнездившейся на самом донце души чуть больше пяти лет назад. Эта боль долгими ночами на нарах исподволь подтачивала его психику, надрывала сердце, и вот она прошла, приказала долго жить. Господи, как полегчало на сердце! Появилась уверенность, и вместе с ней пришло ощущение силы. Самое главное — он не одинок! Чувство одиночества, поселившееся в груди в обнимку с липкой болью, растаяло бесследно.
Ещё, глядя на бывшего комбата, он испытывал удивление, и даже некое мистическое восхищение. Всего пару часов назад этот немолодой человек представлялся Николаю таким респектабельным чиновником, важным, серьёзным и молчаливым. Но когда он заговорил жёстко и напористо, то круто преобразился, будто внутри этого колоритного, но до поры достаточно обыкновенного человека неожиданно включилась мощная силовая установка. Глазами, ушами, всей кожей и даже вкусовыми рецепторами на языке Николай улавливал исходящую от Вячеслава Владимировича гипнотическую энергию. Казалось, в нём таится нечто большее, чем действующая на окружающих, но всё же человеческая сила — какая-то ураганная магия, не подавляющая, но подпитывающая своей неисчерпаемой энергетикой.
За три без малого года службы в разведроте у Полежаева Николай приобрёл очень приличные бойцовские умения, шутя ломал полешки и крушил кирпичи пяточкой, коленкой, локтём или ребром ладони. Но Паша, усиленно натаскивая молодёжь, не считал подобные фокусы вершиной боевого искусства. На войне учатся быстрее, там не бывает победы по очкам, а проигранная схватка, как правило, означает смерть. Ребята умели бесшумно и молниеносно двигаться в кромешной темноте, сильно и точно метали не только ножи, но и любые предметы тяжелее пера, в их руках каждая фитюлька превращалась в смертоносное оружие, и они владели жестоким рукопашным боем, грубым и чрезвычайно эффективным, когда один боец в считанные секунды вырубает полдюжины здоровых мужиков. Как ни странно, шофёр- универсал Коля Иваньков слыл одним из лучших. Николай, как любой молодой мужчина, втихаря гордился своим мастерством, но в обыденной жизни никогда и нигде его не демонстрировал — Павел, провожая умелого бойца на гражданку, настоятельно советовал не кичиться силой и ни под каким видом не применять наработанное грозное оружие.
— Ты ещё живёшь войной, Коля, пройдёт, быть может, не один год, прежде чем ты свыкнешься с мирной жизнью. А пока тебе придётся держать себя в узде, иначе ты станешь слишком опасен для окружающих. Ни в какие секции боевых искусств не записывайся, на татами не выходи и вообще не стремись сделать спортивную карьеру. Это уже не твоё.
Николай понял правильно. Выполняя наказ капитана, он взнуздал впитанную в печён-ку постоянную агрессию, готовность к жёстким действиям. В большинстве мужчин, и в два-дцать, и в сорок лет живёт невольный, неподдающийся разуму, атавистический инстинкт самца, ревниво оценивающего возможности соперника, готового в битве отстаивать своё превосходство. Обыкновенный молодой парень Николай не являлся исключением. Так вот, холёного чиновника, каковым спервоначалу предстал Вячеслав Владимирович, он бы оце-нивать не стал по причине незначительности соперника. Но сейчас перед ним стоял совсем другой человек, и Коля безоговорочно признал его превосходство.
Павел бодро подмигнул, мол, такие дела, друг мой, Колька, то ли ещё будет. Николай, кивнув в ответ, улыбнулся.
— Я готов, и с превеликой радостью. Хочется, знаете ли, выговориться за все годы. На зоне-то я всё больше отмалчивался, там откровенность не в цене. А арестовали меня не с бухты-барахты, а на основании
