Жуан и Кака, плохо понимая, какая еще беда стряслась на вилле, безропотно понеслись следом. Жуан крепко прижимал к себе кастрюлю с горячим.

Сад уже был окутан сумерками. Маленькие серебристые звездочки искрами вспыхивали в высоком, ультрамариновом, темнеющем на глазах небе. Вечерние звуки доносились приглушенно, словно мир накрыли толстым покрывалом. Садовые фонарики едва начали разгораться, и их бледный свет не достигал зарослей барбариса. Тройка спасателей нырнула в колючий кустарник. Там, под сводом темно-зеленой, почти черной на фоне вечернего неба листвы, откуда-то снизу, из-под земли, словно из преисподней, доносились тихие, скорбные стоны, словно покойник плакал в своей могиле.

– Что это? – дрожащим от ужаса голосом спросил Кака, и ноги его подкосились.

– Все нормально. Это Василий! – подбодрила его Юля, пробегая мимо. – Васенька, это мы!

– Вы что, его заживо закопали? – попятился от нее Жуан, на его лице отразился священный ужас.

– Да нет. Он в сундуке застрял! – рассердилась Юля. – Кастрюлю давай! Вася, я тебе еду принесла, во! Жаркое с мясом! Только подоспело! – И Юля, присев на краю ямы, показала Василию огромную пятилитровую кастрюлю.

– Я уже думал, ты меня тут на погибель бросила! – пожаловался из непроглядной темноты Василий. – А ложку принесла?

– И ложку, и бутылку! И Кака с Жуаном. – Она свесила ноги вниз и нырнула в кромешную темень.

– Давай скорее, я едва сознания не лишился от голода! Сейчас быстренько поем, и приступим! – набивая рот вожделенной пищей, пробормотал Василий.

В яме пахло прелой землей, червяками и потными, нестираными носками.

– Ты что, разулся? – спросила Юля, принюхиваясь.

– У меня ноги устали целый день в модельных туфлях мучиться, – чавкая, ответил Василий.

– Обувайся, а то мы вас с запахом вытаскивать не будем, – посоветовала Юля, вылезая из ямы и стараясь глубоко не дышать. – Кака, Жуан, беритесь, – скомандовала Юля, протягивая им простыню.

Жуан встал первым, за ним Юля, за ней Кака.

– Раз, два, взяли! – скомандовал Жуан, и они дружно дернули простыню.

– А-а! – раздалось из ямы. – Дайте проглотить, ироды! Я чуть не подавился.

После десяти минут каторжных усилий сперва голова Василия, а потом и туловище появились над краем ямы. Теперь он болтался на простыне под каштаном, словно уродливая елочная игрушка. Его силуэт на фоне темно-голубого усыпанного звездами неба был странен.

Лысый толстый олигарх в трусах и рубашке крепко прижимал к себе кастрюлю, в правой руке торчал половник, на заднице, словно приклеенный, сидел сундук. Ботинок на Ползунове по-прежнему не было.

Василий Никанорович лежал на земле, сундук при нем.

– Да что вы сундук отодрать не можете, олухи! – брызгал слюной взбешенный олигарх.

Прошло уже около часа с тех пор, как господина Ползунова сняли с каштана. Сундук тянули, дергали, пытались расколоть, оторвать, но он не сдавался, не желая выпускать добычу.

– Да что хоть в этом проклятом сундуке? – всхлипнул впечатлительный Кака, на которого вопли Ползунова производили тяжелое, деморализующее впечатление. Его изящные сцепленные в замок ручки символизировали смиренное отчаяние.

– Золото, бриллианты, – бросила небрежно Юля, снова берясь за проклятый сундук.

– Зо-зо-золото? Бри-бри-брил-лианты? Это шутка? – Голос Кака дрогнул, как и он сам. Ухватившись ослабевшей рукой за товарища, он закатил глаза, готовясь по привычке упасть в обморок, но тут в Василии Никаноровиче проснулся бизнесмен с большой буквы.

– Снимите с меня сундук за пятнадцать минут, беру в долю, – коротко распорядился он, выразительно глядя на часы.

– По сколько на нос? – скороговоркой спросил Жуан, стоящий на старте.

– Поровну на пятерых, хозяйка тоже в доле.

Жуан бросился в садовый домик, Кака в дом.

Синтра уже давно погрузилась в ночную тьму. На Наташиной вилле играла музыка, выше по холму над городом сияло золотистое облако – отсвет уличных фонарей. Люди отдыхали, веселились, и только обитатели проклятой виллы, как каторжные, боролись с очередным свалившимся на них испытанием.

– Уже без пяти десять. Нам на дело пора собираться, а я в этом сундуке застрял, – нервно барабанил пальцами по кованым бокам проклятого прилипалы Василий. – Как думаешь, будет с них толк? – спросил он супругу, выскребающую со дна кастрюли остатки жаркого.

– А кто его знает. Может, и будет, – пожала она плечами, облизывая ложку, потом сыто вздохнула и прислушалась. – О! Кажется, кто-то бежит.

Жуан и Кака появились одновременно. Жуан принес лом, Кака молочко для снятия макияжа.

Василий закатил глаза.

Кака, первым добежавший до лежащего пятками к небу олигарха, с налету вылил на него весь флакон, следом поспешал Жуан. Он занес над головой лом, и когда Василий Никанорович с истошным воплем сжался, закрыв руками голову, с налету, без предупреждения воткнул лом между неотвязным сундуком и объемистым задом Василия Никаноровича. Раздалось громкое «А-а!», затем звонкое «Чпок», и симбиоз распался.

Василий схватился за упитанные ягодицы, Жуан и Кака за сундук.

– Дорогу! – бросилась Юля между ними, освещая фонариком содержимое заветного сундучка.

Сверху лежал крест. Массивный золотой католический крест, украшенный крупным изумрудом. Под ним переливались под желтым светом фонарика золотые эскудо. Юля схватила крест, Жуан и Кака – деньги. Про Василия все тут же забыли. Он что-то скулил за их спинами, пытаясь подняться на затекшие от длительного сидения в сундуке ноги, но его никто не слышал.

– Золото! – радовался Кака, кусая все подряд монеты и распихивая их по карманам.

Жуан запускал большие мозолистые ладони в сундук, нагребал в них золотые монеты и со звоном высыпал их обратно.

Юля с восхищением разглядывала крест.

– Сколько же это стоит? – благоговейно спросил Жуан.

– По паре миллионов на брата получим, – прогудел из-за их спин Василий. – А ну, голубчик, вытряхивай все назад, – обратился к Кака грозный Ползунов. – Я сказал, будем делить, а не мародерствовать! – навис над компанией поднявшийся кое-как на ноги Василий. – Дела еще не окончены. И прежде чем делить золотишко, надо сперва поймать убийцу. А то не будет нам покоя, – назидательно сказал он, поднимая за шиворот Кака и вытряхивая из него припрятанные по карманам монеты. – Вот теперь хорошо. Давайте, беритесь за сундук, потащим его в дом. Надо его спрятать до поры до времени.

Все четверо схватились за сундук, но проклятое изделие португальских ремесленников никак не желало двигаться с места.

– Вот гад! Ну, ты подумай! – пнул его в сердцах ногой Василий. – И что теперь делать?

– Кака, Жуан, живо тащите кастрюли! – велела Юля, хватая кастрюлю из-под жаркого и начиная горстями ссыпать в нее содержимое сундука.

– Нет! – взвизгнул Кака, останавливая Жуана. – Оставайся, следи! Я сам принесу. – И он, подозрительно оглядываясь на бегу, припустил к дому. После отгрузки четырех доверху наполненных кастрюль, которые прикрыли на всякий случай крышками, сундук стало возможно сдвинуть с места.

Кряхтя и охая, Юля, Василий, Жуан и Кака потащили его в дом, предварительно завернув в снятую с каштана простыню. Маскировка прежде всего. Юля то и дело тревожно посматривала на Наташину виллу, не следит ли за ними кто.

Наконец добычу сгрузили на кухне.

– В сейф это не влезет, – утирая пот, сообщил и без того очевидный факт Василий. – Что делать будем?

– Времени нет что-то придумывать! Уже начало двенадцатого! А нам еще к операции готовиться, – тяжело опустилась на стул Юля. – Давайте засунем кастрюли в холодильник, а сундук в посудомойку, и дело с концом. А после разберемся.