как слюда, над поперечной балкойнависает сумрачный угар —под навесом сонный запах мака,комья глины сохнут под стеной;мотыльки летят из полумрака,и ничуть не громче голос мой.Одинок и дик,в наготе великсажею покрытый кочегар,в час, когда в печиизошел в ночии вконец остыл последний жар.
Кладбище безымянных
Где на равнину свернула речная струя,где обросли тополями дороги края,бедное кладбище путник в лощине найдет:низкий забор, проржавелые створки ворот.Только кресты украшают могил бугорки,на перекладинах нет ни единой строки.Будто, нахлынув, все надписи смыла вода.Имя утратив, заснули они навсегда.Здесь и тщедушный, и сильный навеки затих.Бабы брюхатые, дети во чреве у них.Все, что тревожило, мучило или влекло —было что было, — на свете пришлось тяжело.В гальке у берега много косматой травы,доброй к живущим и ласковой к тем, кто мертвы;кладбище в зелень настойчиво прячет бурьян.Хрипло кричит на болотистой пойме баклан.Только крестьянин молитву порою прочтет,выждет минуту и снова свой плуг поведет.Места довольно для каждого, и в тишинесветятся воды, и город на той стороне.
Трактир у реки
Над недвижным руслом старицы, кудазатекла весною и цветет вода,у начала тракта, к насыпи впритир —деревянный, ветхий уцелел трактир.Выкрашена в зелень каждая доска,прямо под террасой — топкая река,к обомшелым сваям вот уж сколько леттянется последним стеблем очерет.Здесь уху в охотку ест рыбачий люд,городские тоже ужинать идут,отдыхают, глядя на нехитрый скарб:не в урон карману запеченный карп.Задевая гравий, прочь ползет баржа,наплывает вечер, тишина свежа,и река струится между берегов,отделив собою город от лугов.О вине, быть может, белом и сухомкто-нибудь и скажет — мол, шибает мхом, —это — с непривычки: не сгубить виназеленью и сладкой плотью сазана.Ты с рыбачьим краем слит сейчас в одно:старица, трактирщик, местное вино,женщина напротив, — только все белейполоса тумана от глухих полей.