Марта Фербер с пола встать пыталась;воздух горек сделался и сух.Вспыхнул свет, прихлынула усталость,сквозняком ушел тюремный дух.И на скатерть в ядовитой рвотелишь успела искоса взглянуть,прежде, чем в своей почуять плотирашпиль, грубо распоровший грудь.
О великой гибели сосновых лесов возле Витшау
Ранним утром объявились в хвойных чащахненасытные чужие мотыльки.Туча полчищ, беспокойно шебуршащих,черным снегом облепила сосняки.Крыльца черные топорща, словно рясу,грызли ветви до подкорья, вполсыта,от въедающихся жвал не стало спасу,и на хвою наползала краснота.Даже ветер перед ними был бессилен,цепи гусениц свивались в пояса,дятлы яростно стучали, ухал филин —умирали обреченные леса.В дымке осени от комлей и до сучьевразносился гул, протяжный и глухой,дерева, сухие ветви скорбно скрючив,ждали только, чтоб рассыпаться трухой.Чернорясники в оцепененье сонномпрекращали класть яички под кору,отползали по чешуйкам к лысым кронам,замирали, коченея на ветру.И, наполня воздух запахом погостным,подыхали без жратвы, всю осень текна смерзающийся грунт по голым соснамчерной патокой гнилой и липкий сок.
Горбун
Жил калека в мансарде с косым потолком;сыро, холодно — все не беда.Пансиона хватало на хлеб с табаком,так что он не ходил никуда.Но двоих шантажистов попрешь ли взашей,если силы иссякли давно?Вот и тратился он из последних грошейна грудинку, на сыр, на вино.Понемногу пришлось распродать гардероб,оловянную утварь со стен;и в затылке калека с отчаяньем скреб,ожидая дурных перемен.Он рубаху жевал и пытался уснуть,только было совсем не до сна,если парни дрались, утихали чуть-чутьи шпыняли, смеясь, горбуна.А однажды устроили гости погром,увидав, что все меньше доход:обмотали калеку гардинным шнуроми до дна обшмонали комод.Уложив небольшой узелок барахла,порешили: мол, дело с концом.Весь табак горбуна докурили дотланад его посиневшим лицом.