ломтик хлеба и надкусила его, видимо, не отдавая себе в этом отчёта. Прожевав, она задумчиво склонила голову набок:
— Обычно когда у тебя такие светлые глаза, это значит, что ты в хорошем настроении, — заметила она.
Это потрясяющее заявление, да ещё и сказанное самым обыденным тоном, застало меня врасплох:
— Что-что?..
— Когда твои глаза чернеют, это значит, что ты раздражён — вернее, я тогда этого ожидаю. У меня есть целая теория об этом, — добавила Белла.
Значит, она-таки придумала собственное объяснение. Ещё бы. Меня охватил неодолимый страх: насколько же близко она подобралась к истине?
— О, у тебя появились новые теории?
— Угу. — Белла снова принялась жевать. Она была совершенно беспечна, как будто не обсуждала сейчас поведение монстра с самим монстром.
— Надеюсь, на этот раз ты проявишь больше оригинальности… — принялся я ёрничать, когда она не стала продолжать. Единственное, на что мне оставалось надеяться, так это на то, чтобы она хотя бы не сильно приблизилась к истине, а ещё, конечно, лучше, если бы оказалась от неё как можно дальше. — Или ты всё ещё черпаешь идеи из комиксов?
— Нет, не из комиксов, — сказала она, немного смутившись. — Но должна признаться, я не сама до этого додумалась.
— Ну и? — процедил я сквозь зубы.
По-видимому, она не стала бы разговаривать так легко и беспечно, если бы собиралась разразиться воплями ужаса.
Пока она медлила с ответом, закусив губу, появилась официантка с заказанным Беллой блюдом. Я едва удостаивал её вниманием, пока она обслуживала Беллу. К моей досаде, она опять пристала с вопросом, не желаю ли и я чего.
Я не желал, но попросил ещё колы, поскольку официантка сама не додумалась предложить вновь наполнить пустые стаканы. Она забрала их и удалилась.
— Так ты говоришь?.. — нетерпеливо продолжил я, как только мы снова остались одни.
— Я расскажу об этом в машине, — сказала Белла, понизив голос. Ой, плохи мои дела... Она не желала говорить о своих предположениях, когда кругом было так много посторонних. — Если только...
— У тебя есть какие-то условия? — Я был в таком напряжении, что чуть ли не прорычал эти слова.
— А как ты думал? Конечно, у меня есть пара вопросов.
— Конечно, — скрепя сердце, согласился я.
Быть может, её вопросы подскажут мне, в каком направлении движутся её мысли? Но как мне на них отвечать? Как можно более правдоподобным враньём? Или оттолкнуть её от себя, сказав правду? Или молчать в нерешительности?
Мы сидели в молчании, пока официантка пополняла её запасы содовой.
— Ладно, задавай свои вопросы, — сказал я, когда официантка, наконец, оставила нас вдвоём. От напряжения у меня на скулах ходили желваки.
— Что ты делаешь в Порт Анджелесе?
Это был слишком простой вопрос — для неё. Он не давал мне никакой информации, в то время как мой ответ — если он будет правдив — откроет слишком многое. Пускай-ка она сначала сама о чём-нибудь проговорится.
— Следующий, — сказал я.
— Но это же самый лёгкий вопрос!
— Следующий, — повторил я.
Мой отказ раздосадовал её. Она отвернулась и уставила глаза в тарелку. Погрузившись в размышления, она медленно взяла кусочек и стала его сосредоточенно пережёвывать. Сделав большой глоток колы, она, наконец, взглянула на меня. Глаза её сузились от подозрения.
— Тогда ладно... — сказала она. — Скажем, — гипотетически, конечно, — что... кое-кто… мог бы знать, о чём думают люди — ну, чтение мыслей, всё такое... — все люди, за некоторыми редкими исключениями.
Могло быть и хуже.
Вот чем объяснялась та тонкая полуулыбка в машине! У неё был острый взгляд — никто другой, никогда не догадывался о моем даре. Не считая Карлайла, конечно: тогда, в самом начале, догадаться об этом было гораздо легче, потому что я отвечал на все его мысли, как будто он высказывал их вслух. Он понял это даже прежде меня самого…
Это был не такой уж опасный вопрос. Пока что она только подозревала, что со мной что-то не так; это ещё не значило, что её подозрения приняли слишком угрожающий характер. Как бы там ни было, чтение мыслей не входило в стандартный джентльменский набор вампира. Так что я решил согласиться с её гипотезой.
— Исключение только одно, — поправил я её. — Гипотетически.
Белле хотелось улыбнуться — моя честность, пусть и несколько уклончивая, понравилась ей — но она сдержалась.
— Хорошо, только одно. Как это работает? С какими ограничениями? Как бы тогда... этот кое-кто… нашёл кого-то другого, да ещё точно вовремя? Как бы он узнал, что она была в беде?
— Гипотетически?
— Ну конечно. — Её губы сжались, а влажные карие глаза настойчиво впились в моё лицо.
— Н-ну-у, — замялся я, — если бы этот кое-кто…
— Назовём его Джо, — предложила она.
Её воодушевление заставило меня улыбнуться. Неужели она действительно думает, что правда — такая уж хорошая вещь? Если бы мои тайны были лёгкими и приятными, зачем бы я тогда что-то от неё скрывал?
— Хорошо, Джо, — согласился я. — Если бы Джо не был таким безалаберным, то не стал бы тянуть до последнего момента. — Я покачал головой, подавив дрожь при мысли о том, как близок был сегодня к тому, что бы опоздать. — В таком маленьком городишке только ты могла найти приключения на свою голову. Ты бы напрочь испортила им статистику преступной активности за десять лет.
Уголки её губ опустились. Надулась. — Мы говорили о гипотетическом случае.
Её раздражение было таким забавным, что я рассмеялся.
Её губы, её кожа… Они выглядели такими мягкими. Я изнывал от желания коснуться их, разгладить кончиком пальца морщинку между бровей... Невозможно. Прикосновение моей грубой, каменной кожи вызовет у неё отвращение.
— Да-да, конечно, — возвратился я к разговору, чтобы не дать себе скиснуть окончательно. — А тебя мы назовем 'Джейн'?
Она наклонилась через стол ко мне, сарказм и раздражение исчезли из её широко открытых глаз.
— Как ты узнал? — тихо и настойчиво спросила она.
Сказать правду? Если да, то сказать всю или только часть?
Я хотел быть с ней откровенным. Хотел стать достойным того доверия, что по-прежнему читалось в её глазах.
— Знаешь, мне ты можешь довериться, — прошептала она. Её рука протянулась вперёд, будто желая коснуться моих рук, лежащих на столе.
Я убрал руки — мысль о её реакции на мою холодную каменную кожу была невыносима. Белла опустила свою протянутую руку.
Я знал, что она сохранит мои тайны — она, с её чистой душой, заслуживала всяческого доверия. Но если она их узнает — она испытает всю глубину и мощь ужаса, содержащихся в них. Я не мог подвергнуть её такому испытанию. Правда сама по себе была олицетворённым ужасом.
— Не знаю, есть ли у меня какой-либо выбор, — пробормотал я. Мне припомнилось, как я когда-то поддразнил её, назвав 'исключительно ненаблюдательной'. Судя по выражению её лица, она тогда обиделась. Ну, хотя бы эту одну несправедливость я могу загладить:
— Я был неправ — ты гораздо более наблюдательна, чем я считал. — Я поскупился на похвалу: она безусловно была самым наблюдательным человеком из всех когда-либо встреченных мной. От её острого глаза ничто не могло укрыться. Я отдавал ей должное, хотя она об этом пока не знала.
— А я думала, что ты всегда прав, — с улыбкой поддразнила она меня.
— Раньше так и было. — Я обычно знал, как мне поступать. Я всегда был уверен в том, что действую правильно. А теперь всё так запуталось и перемешалось, сплошной беспорядок и неразбериха...
И всё же я не променяю этот сводящий с ума сумбур на спокойную, размеренную жизнь, если в ней не будет Беллы. Предпочитаю беспорядок, если он даёт мне возможность быть с ней.
— Есть и ещё одна вещь, в отношении которой я был неправ, — продолжил я. — Ты не просто магнит для несчастных случаев — это не достаточно всеохватывающее определение. Ты — магнит для
Почему её? Чем она это заслужила?
Лицо Беллы снова посерьезнело:
— Себя ты тоже относишь к этой категории?
На этот вопрос я обязан дать предельно честный ответ.
— Целиком и полностью.
Её глаза слегка сузились — теперь уже не с подозрением, а с какой-то странной озабоченностью. Вновь она потянулась рукой через стол, медленно и решительно. И вновь я отодвинул свои руки — но лишь на дюйм. Она проигнорировала мой жест, твёрдо решив дотронуться до меня. Я затаил дыхание. Нет, её аромат на этот раз был не при чём: всё моё существо вдруг мучительно, болезненно напряглось. Я обмер от страха. Я боялся того, что моя кожа покажется ей отвратительной. Она убежит, она бросит меня одного!
Она легко провела кончиками пальцев по тыльной стороне моей руки. От её нежного прикосновения меня обдало жаром. Такого я никогда раньше не испытывал — это было чистое наслаждение. Вернее, было бы, если бы не мой страх. Я, по-прежнему не дыша, пытался прочесть по её лицу, что она чувствует, ощущая под пальцами холодный безжизненный камень моей кожи.
Она чуть улыбнулась одними уголками губ.
— Спасибо, — произнесла Белла, бесстрашно отвечая на мой напряжённый взгляд своим пристальным взглядом. — Это уже во второй раз.
Её мягкие пальчики не торопились покидать мою руку, как будто им нравилось то, что они ощущали...
Я ответил так небрежно, как только смог:
