голову Рейгана несколько иные размышления, чем то, с чем он приедет. Короче, потребуется вторая встреча, на которой можно будет договориться о чем-то более существенном, если не будет только каких-то неожиданностей в мире (надо признать, что Буш проявил в этом вопросе прозорливость).

Говоря о своих трудностях, Буш отметил, что, будучи вице-президентом при Рейгане, он в значительной степени потерял в глазах общественности свою собственную индивидуальность, которая ранее делала его вполне приемлемым для людей центра и даже левее от центра. Именно такую индивидуальность хотел обрести Буш в предстоящие год-два, чтобы создать себе более широкую базу в стране. К тому же он, как никто другой, давно был связан с партийной машиной республиканцев на местах. Буш считал, что другие возможные претенденты (Кемп, сенатор Доул и бывший сенатор Бейкер) имели меньше шансов с точки зрения и известности в партии, и международного опыта, и финансовой поддержки.

Буш в конце беседы выразил пожелание, чтобы лично Горбачев знал о сказанном им, конечно без огласки, и надежду, что ему удастся побывать в Москве и обстоятельно побеседовать с советским руководителем.

Я считал, что Буш является перспективным претендентом на пост президента. Об этом я и сообщил Горбачеву.

Перед поездкой в Москву для участия в подготовке к встрече на высшем уровне я встретился с госсекретарем. Шульц сказал, что в Белом доме и госдепартаменте сейчас думают о форме заключительного документа этой встречи (совместное коммюнике или заявление). В осторожной форме он высказал мнение, что, возможно, ему следует поехать в Москву для обсуждения соответствующих вопросов, связанных со встречей, если советская сторона относится к этому положительно.

Одновременно Шульц сообщил состав американской делегации на пленарных заседаниях во время встречи в верхах: Рейган, Шульц, Риган, Макфарлейн, Хартман. Кроме того, в зависимости от обсуждаемых вопросов будут присутствовать Нитце или Риджуэй. Запись будут вести Мэтлок или Палмер и Паррис. С каждой стороны за столом будут сидеть, как они предлагают, по 7 человек. На обеде от имени президента и его супруги с американской стороны будут присутствовать Шульц, — Риган, Макфарлейн, Хартман.

Как полагает американская сторона, вначале состоится беседа глав делегаций наедине, тогда же будет произведен обмен памятными подарками.

13 октября Рейган выступил по радио с изложением в общей форме позиции США по вопросам ограничения вооружений. По существу, это был прежний подход. Он утверждал, что США „отстали' от СССР в области стратегических ядерных вооружений и что поэтому необходимо прежде всего „восстановить нарушенное равновесие'. Заявления советских руководителей о том, что СССР не осуществляет планов милитаризации космоса, Рейган назвал „опасным обманом'. Он вновь обвинил СССР в нарушении заключенных в 70-е годы советско-американских договоров в области ограничения вооружений.

Таким образом, хотя до встречи в Женеве оставалось всего около месяца, взаимные публичные обвинения (особенно с американской стороны) продолжались, сбивая с толку общественное мнение, да и осложняя подготовку к встрече самих руководителей.

По возвращении из Москвы я, естественно, встретился с Шульцем. Он опять уклонился от конкретных высказываний по разоруженческим и космическим вопросам. При этом он в основном уповал „на здравый смысл президента' и „явное желание' последнего „продолжать, а не прерывать диалог с Горбачевым' после их встречи.

На следующий день, 22 октября, я ужинал вдвоем с Макфарлейном у нас в посольстве. Он рассказал, что Рейган начал вплотную готовиться к встрече с Горбачевым. Уже изучил „одиннадцать справок' о советском лидере и его политических взглядах. Было и несколько „репетиций' бесед президента с Генеральным секретарем. Проведен ряд совещаний Совета национальной безопасности, посвященных подготовке к встрече.

Большинство позиций по двум из трех областей уже одобрено (региональные и двусторонние вопросы). Одобрена и часть позиций по вопросам ограничения вооружений, однако важнейшие из них, признался он, продолжают быть предметом оживленной дискуссии и даже крупных споров в руководстве администрации.

24 октября на юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке выступил президент Рейган. Каких-либо заметных изменений в известном его подходе к Советскому Союзу — в свете предстоящей встречи на высшем уровне — не было. Он по-прежнему обвинял СССР в попытках „расширения сфер тоталитаризма', в нарушении международных соглашений, защищал программу СОИ. Что касается новых советских предложений по вопросам ядерных и космических вооружений, то президент заявил, что они „изучаются'.

Шеварднадзе в своем выступлении подчеркнул значение новых советских предложений в области ядерных и космических вооружений, указав, что они предусматривают надежный контроль. Касаясь перспектив предстоящей через месяц встречи на высшем уровне, он выразил надежду, что США займут позицию, которая позволит достичь договоренностей по вопросам, которые обсуждаются в Женеве.

Поскольку Рейган оказался в Нью-Йорке на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, то состоялась встреча между ним и Шеварднадзе. Обмен мнениями под углом зрения предстоящей встречи на высшем уровне не выявил продвижения по существу самих вопросов. Вернувшись в Москву, Шеварднадзе доложил Политбюро, что по-прежнему совершенно неясно, о чем можно будет договориться на встрече в Женеве.

Горбачев решил тогда лично взяться за подготовку встречи с Рейганом. С этой целью он передал через меня приглашение Шульцу приехать в Москву. Рабочий визит госсекретаря состоялся 4–5 ноября. Его сопровождал Макфарлейн. Горбачев предложил и мне приехать на эту встречу.

5 ноября Горбачев принял Шульца в своем рабочем кабинете на 5-м этаже в здании ЦК. Кабинет был скромно обставлен для деловых встреч и совещаний. Горбачев не захотел принимать Шульца в Кремле, чтобы подчеркнуть тем самым рабочий характер их встречи.

Надо сказать, что Горбачев находился в несколько возбужденном состоянии. За час до встречи с Шульцем он пригласил к себе Шеварднадзе и меня (мы затем в том же составе беседовали с Шульцем и Макфарлейном), чтобы обсудить предстоящую встречу с американскими представителями. Сам Горбачев был заметно раздражен тем обстоятельством, что до встречи с Рейганом оставалось всего две недели, но никакой ясности об основных ее вопросах и о возможном исходе не было. „От американцев слышны лишь общие рассуждения', суммировал он свое недовольство.

Горбачев сказал нам далее, что его не устраивает лишь ознакомительная и протокольная встреча с президентом. Нужно иметь что-то более существенное, чтобы убедить скептиков (в Политбюро) в целесообразности вообще встречи с Рейганом. В то же время публичные выступления президента по- прежнему звучат подчас так, как если бы ничего не изменилось и никакой встречи с ним и не предстоит.

Мы с Шеварднадзе в целом согласились с такой оценкой неудовлетворительного положения дел и посоветовали Горбачеву поглубже „прощупать' Шульца.

Горбачев сказал, что именно это он собирается сделать.

В ходе длительной и непростой беседы Горбачев подчеркнул Шульцу свою основную мысль о том, что советское руководство придает важное значение предстоящей встрече в Женеве и исходит из того, что ее проведение в конструктивном деловом ключе способствовало бы улучшению отношений между обеими странами, стабилизации обстановки в мире. При этом внимание высших руководителей США и СССР должно быть сосредоточено в первую очередь на вопросах безопасности обоих государств, прежде всего на решении центральной задачи, а именно недопущении гонки вооружений в космосе и прекращении ее на Земле.

Какое-то время заняла почти философская дискуссия вокруг „ошибочных иллюзий', которые питают обе страны и их правительства в отношении слабостей друг друга и пытаются их использовать. Горбачев