Вскоре они сидели в тихом полупустом баре.
— Что будешь пить? Как всегда, коньяк? — спросил Сева.
Шлихт отказался.
— А я выпью,— сказал Сева.— Выпью за успех нашего дела. Я к тебе с деловым предложением.
И стал рассказывать, что десять лет назад, за Полярным кругом, исчез вертолет, перевозивший партию алмазов. Его долго искали, но так и не нашли.
— Я знаю, где груз и у кого,— подытожил Сева,— тебе нужно забрать алмазы и доставить их на Большую землю.
Предложение было заманчивым, но Шлихт не спешил соглашаться.
Необходимо было взвесить все за и против. Последнее время он часто думал, что пора переменить образ жизни. Но для того, чтобы сделать это безболезненно, нужна была материальная база, которая давала бы уверенность в завтрашнем дне. С этой точки зрения предложение Севы было как нельзя кстати. Но, с другой стороны, Шлихт понимал, что это дело могло закончиться не так радужно, как хотелось бы. В общении с такими людьми, как Сева, Шлихт придерживался трех правил:
Шлихт не верил Севе только потому, что не верил никому вообще. Севу он не боялся, но относился к нему с осторожностью, считая, что ничего не бояться только дураки. Ну, а просить Шлихт ничего не собирался. Ему была нужна его доля.
— Для того, чтобы дать тебе полную информацию, мне необходимо твое принципиальное согласие,— прервал ход его мыслей Сева.— Получив его, можно обсудить сумму гонорара.
Шлихт молчал...
— Молчание — не самая вежливая форма общения,— сказал Сева недовольно.
— Бывают ситуации,— ответил Шлихт,— когда лучше подольше помолчать и только показаться идиотом, чем сказать несколько слов и сразу же развеять все сомнения на этот счет.
И, помолчав, спросил:
— Какая моя доля?
— Ты не в доле,— строго ответил «батько Махно».— Ты будешь работать по контракту. И если все будет нормально, получишь двести тысяч «зелени». Даю на раздумье одни сутки. Завтра здесь, в это же время.
На следующий день Сева выдал Шлихту аванс и исчерпывающую информацию. И тогда Шлихт понял, почему Сева обратился именно к нему. Да, с точки зрения Севы, Шлихт подходил для этого дела по всем статьям.
Во-первых, Сева ему доверял. Во-вторых, он был хорошо подготовлен физически. В-третьих, у него был опыт жизни на Севере. Все это учитывалось, но не было решающим. Узнав, у кого находятся алмазы, Шлихт все понял. Он был знаком с этим человеком. И от того, как сложатся их отношения при встрече, воспримет ли он Шлихта как старого знакомого, зависит успех всего дела.
Исчезновение
Для начала Шлихт решил исчезнуть. Утром он отправился в морг, находящийся недалеко от железнодорожного вокзала.
Зайдя во двор этого печального заведения, Шлихт увидел маленького лысого мужичка в халате, который когда-то был белым. Он стоял у открытых дверей и что-то жевал.
— Здорово, земляк,— сказал Шлихт,— нужна твоя помощь. Такая беда случилась. Муж сестры запил и пропал из дома. Уже неделю как нету. Обзвонили все больницы, все без толку. Случайно к вам не попадал? — И назвал первую попавшуюся фамилию.
Мужичок перестал жевать, сплюнул и сказал:
— Такого нэ було. Но неизвестных трое имеются. Пошли покажу.
Они спустились в подвальное помещение. В нос ударил резкий запах формалина. Вдоль стены на полках лежало с десяток трупов с биркой на ноге. Шлихт подошел к ним и стал внимательно рассматривать.
— Это не ти,— сказал прозектор,— эти планови. Бесхозни на полу, пид рогожей.
Он подошел в угол и сдернул рогожу с трех мертвецов.
— Вот воны, голубчики. Вси як одын с вокзала. Бомжи. Мрут, як мухы.
И, тяжело вздохнув, добавил:
— Возни з нымы много. А ниякого прибутку.
Шлихт понимающе кивнул.
Из всех троих только один представлял для него интерес. Это был высокий, темноволосый мужчина лет сорока пяти. Он явно был у «хозяина» и в графе «особые приметы» у него значился крест, выколотый на груди. Это было все, что ему нужно.
— И сколько лежат бесхозные?—спросил он прозектора.
— По закону симь днив. Если нихто из ридни не забере, то хороным за счет казны. Опять же збытки.
Шлихт достал кошелек и, дав ему десятку, вышел на свежий воздух.
Через два дня дальняя родственница Шлихта, обзвонив все больницы, обратилась к участковому инспектору по поводу его исчезновения. Это не дало результатов. Тогда она объехала все морги. В одном из них, назвав особые приметы, опознала Шлихта. Взяв в морге справку о смерти, она отнесла его паспорт в городское отделение ЗАГСа и, получив разрешение на похороны, скромно похоронила покойника на местном кладбище.
Дорога
Шлихт достал из тайника коробку с набором запасных документов и внимательно их просмотрел. Здесь было все необходимое. Паспорт, военный билет, водительское удостоверение и загранпаспорт с консульской визой – все в идеальном порядке.
Наутро Шлихт был в областном центре на автомобильном базаре. Ему нужна была машина. Выбор был небольшой, и Шлихт, походив по рядам, остановился на девятке белого цвета.
Поторговавшись с хозяином, он купил машину по сходной цене с условием, что оформит ее через нотариуса по генеральной доверенности. Увидев в его руках пачку долларов, хозяин сразу согласился.
От нотариуса Шлихт сразу заехал на станцию техобслуживания и сделал полную диагностику ходовой части и двигателя. Убедившись, что все нормально, он попросил слесаря заменить масло, фильтры и тосол. Через час машина была готова. Заправив полный бак, Шлихт тронулся в путь. В сумке у него было несколько кассет с инструментальной музыкой и термос с чаем. Все было готово для дальней дороги.
Доехав на машине до Усть-Ильмана, Шлихт оставил ее на платной стоянке.
Дальше на север шла одноколейка. Это была тупиковая ветка, по которой раз в неделю ходил поезд. Он состоял из паровоза и трех вагонов, один из которых был почтовым, второй — пассажирским и третий — «столыпинским». «Столыпинский» вагон предназначался для перевозки зеков. Шлихту повезло — поезд в нужном направлении шел на следующий день.
На вещевом рынке он купил оленью парку, унты, меховые рукавицы, охотничьи лыжи, рюкзак и все необходимое для жизни в тайге. Переодевшись, Шлихт стал похож на местного жителя
Поезд тянулся медленно, останавливаясь на каждом полустанке. Через двое суток, сверившись по карте, он вышел на маленькой станции. Мороз был градусов до сорока, но ветра не было, и холод почти не ощущался.
В рубленой избе станционного здания горел свет. Шлихт взял лыжи и рюкзак и, толкнув тяжеленную дверь, зашел в темное помещение. В углу комнаты стояла русская печь. На полу аккуратной стопкой лежали дрова. В углу под стенкой на широкой лавке, укрывшись меховым одеялом, спал человек.
Возле печи сидел бородатый мужик богатырского сложения, одетый в длинный тулуп, унты и шапку- ушанку, и подбрасывал дрова в огонь. Шлихт поставил лыжи в угол, подошел к печке и поздоровался. Бородач, не ответив на приветствие, спросил:
