на всеобщей, а не профессиональной или кастовой, цеховой основе. Частное, профессиональное рассматривается здесь как вторичное, не исчерпывающее человеческого в человеке, как личное дело каждого, как 'свободная причинность' в духе знаменитого принципа французских экономистов XVIII в. laissez faire, laissez passez - делай что хочешь, иди куда хочешь, самоопределяйся.
Судя по тому, что именно находит отражение в философских учениях, какие именно вопросы вызывают философские споры и дискуссии, предмет философии и предмет истории философии связаны с появлением, становлением, развитием именно этого третьего, универсально-понятийного способа социального кодирования. Поэтому, если мы пытаемся локализовать парадигмы историко-философского исследования, особенно динамическую парадигму на социальной почве реальных исторических процессов, изучение истории универсально-понятийного кодирования становится интегральной и, возможно, исходной частью историко-философского исследования. Чисто функциональное определение предмета философии (мировоззрение, теория познания) и предмета истории философии оказывается слишком широким, не дает границы, 'начала', тогда как структурное определение по связи с универсально-понятийным способом социального кодирования четко выявляет эту границу. Такое определение делает бессмысленным понятие философии и истории философии по отношению к первобытному и традиционному обществу. Там другие способы кодирования, которые не предусматривают философии как социально-необходимого вида деятельности.
Литература
1. Kuhn Th. The Structure of Scientific Revolutions. Chicago, 1970.
2. Lodahl J., Gordon Y. The Structure of Scientific Fields and the Fun- ctioning of University Graduate Departments // American Sociological Review, 1972, vol. 3, № 1.
3. Zuckerman H., Merton R.K. Patterns of Evaluation in Science // Mi- nerva, 1971, vol. 9, p. 66-100.
4. Дынник M.A. Диалектика Гераклита Эфесского. М., 1929.
5. Кессиди Ф.Х. Философские и эстетические взгляды Гераклита Эфесского. М., 1963.
6. Гегель Г.-В.-Ф., Соч., т. XI. М.-Л., 1935.
7. Price D. Citation Measures of Hard Science, Technology and Non- science. In: Communication Among Scientists and Engineers. Lexin- gton, Mass., 1970.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3.
9. Каменский З.А. Вопросы методологии историко-философского исследования // Философские науки, 1970, № 1.
10. ОйзерманТ.И. Проблемы историко-философской науки. М., 1969.
11. Сепир Э. Положение лингвистики как науки. В кн.: История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II. М., 1960.
ЧАСТЬ II СРЕДНЕВЕКОВАЯ И НОВАЯ ФИЛОСОФИЯ
ДИСКУССИИ ТЕОЛОГОВ И РАЗРАБОТКА КАТЕГОРИИ ОБЪЕКТИВНОГО БЫТИЯ (ESSE OBJECTIVUM)
...Там, где кричат, там истинной науки нет, ибо истина имеет одно-единственное решение, и, когда оно оглашено, спор прекращается навсегда.
Леонардо да Винчи (3, с. 86)
Историкам философии, а особенно историкам науки хорошо известны многочисленные факты творческого недоразумения, когда автор говорит и думает одно, его современники толкуют сказанное совсем в другом смысле, а история берет либо сторону автора, либо сторону его истолкователей, а чаще того вырабатывает свое особенное понимание сказанного, о котором автор и его современники, как говорится, ни сном ни духом. Доказывает, скажем, Фома Аквинский бытие Божье аргументом от движения, а Буридан и Орезме дают в критическом усилии первое логическое определение инерции: равномерное прямолинейное движение не требует указания причин. Спорит Галилей с Кеплером, защищая превосходство кругового движения Аристотеля против кеплеровской ереси эллипса с помощью идеи сохранения количества и направления движения на сфере с центром в центре Земли, то есть с помощью той же инерции, а Гоббс строит на этой идее автономный, не требующий участия разумных сил мир взаимодействующих тел, в котором не остается места первому двигателю Аристотеля. Такими недоразумениями и 'ложными' истолкованиями настолько полна история философии и науки, что вот в науковедческих анализах подобное 'косое истолкование' начинают понимать как норму научной жизни; здесь четко различают цитирование и цитируемость. В цитировании автор сам в силу собственного разумения определяет место своего вклада в историю науки, привязывая его к вкладам предшественников, а в цитируемости коллеги и последователи независимым от автора способом определяют в ссылках реальную историческую ценность и значение его вклада.
Именно под этим углом зрения разнобоя исторических оценок мы и попытаемся рассмотреть догмат Троицы св.Афанасия - принятый в 325 г. на Никейском соборе против субординационистов тезис о единосущности и равносилии ликов божьих: Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа, - с которым приходилось считаться уже Августину и в лесах которого, по нашему мнению, совершалась теологическая санкция опытной науки.
Среди множества неожиданностей, с которыми встречаются сегодня попытки понять смысл научно- технической революции, природу и генезис ее механизмов, едва ли не самой экзотической и огорчительной для атеистического духа нашего времени является признание того, что эллинизм и христианское средневековье не такие уж туманности и провалы в истории европейской мысли; что многое в нашем сегодня необъяснимо без средневекового вчера; что погрязшее в догматизме и схоластическом крохоборстве средневековье из истории не выкинешь, не жертвуя попутно фундаментальными идеями и психологическими установками, без которых нет ни науки, ни навыка коллективного познания, ни теоретической дисциплины, ни всей той совокупности процессов познания ради приложения-обновления, что прячется сегодня под термином 'научно-техническая революция'.
Еще совсем недавно было 'время удивляться' тому, как много в науке от христианства. Теперь же приходит 'время изучать'. Не просто перечислять подозрительные на теологию моменты научной деятельности: абсолют, равнодоказательной авторитет, вера в порядок, в неисчерпаемость нового, нетерпимость к противоречию и т.п., - но и пытаться понять, как и почему теология, эта невеста Христова, взыскующая пневматического Евангелия, зачала и разрешилась от бремени опытной наукой. Вчера еще было позволительно удивляться тому, что киты европейского миропорядка, опоры географической и познавательной экспансии Европы - порох, компас, разборный шрифт - заплыли в Европу из Китая, не совершив у себя на родине ничего сравнимого. Сегодня пора уже объяснить, пора искать китов европейских, без которых генезис опытной науки превращается в сплошую мистику.
Со времен Гегеля доподлинно известно, что диалектическая триада отрицания отрицания отнюдь не изобретение нового времени, что триаду широко использовали неоплатоники, которые переработали 'воспоминание' Платона в теорию эманации-возвращения, в цикл отпадения бытия от абсолюта и возвращения бытия к абсолюту через деятельность души. Здесь можно было бы пойти дальше, связать и платоновское воспоминание, и эманацию неоплатоников с древней триадой мифа: Бог - посредник - человек (см., например, у Платона рассуждения о творческой мании в 'Ионе', 'Федоне'), можно было показать, что античность, включая и патристику, не обзавелась новой познавательной схемой и использовала для представления творчества традиционную схему мифа, но для нашей цели достаточно будет обратить внимание на несколько частных особенностей употребления триады у Филона Александрийского, у неоплатоников, у Климента, Оригена, а именно на те из них, которые составили корпус обвинений в субординационизме.
Триада неоплатоников использует в качестве основания эманацию-причастность всего к тому или иному свойству абсолюта, который в силу собственной 'переполненности' эманирует-излучает это свойство как связь целостности всего и сопричастия всего со всем по данному в свойстве основанию. Прокл так фиксирует это отношение: 'Всякая причина, первоначальная для какого-нибудь ряда, уделяет данному ряду
