пусть думает, что поддается ее чарам. Что ни говори, а для домработницы эта девица слишком высокого о себе мнения, чересчур уверенно себя держит… Да и одета странно: обтягивающие стройные — о, да, весьма стройные! — ноги белоснежные лосины заканчивались на середине икр, оставляя открытой часть золотисто-загорелой, гладкой кожи: прямая провокация, так и хочется погладить; на ногах пушистые тапочки без задников, с большими помпонами; темно-красная майка ловко сидит на тонкой фигуре, облегая высокую грудь. В такой одежде убирать дом? А дом большой, работы в нем много…

— Спроси их, есть ли еще персонал в доме, — негромко сказал Реми Кису.

И, словно в ответ на вопрос, который Кис еще не успел задать, в дверях просторной столовой, где они сидели, возникла женщина средних лет, в переднике и с тряпкой в руке:

— Паш, мне только тут осталось пыль протереть… Может, в гостиную перейдете?

— Потом протрешь, — буркнул Паша.

Женщина моментально исчезла.

— Это кто? — спросил Кис.

— Евдокия. Ходит помогать Варе по хозяйству.

— Кто еще вхож в дом из персонала?

— А вам зачем?

— Я ведь вам уже объяснил, Павел, у Тимура пропали ценные документы. Поэтому я должен знать всех, у кого имелся к ним доступ.

— Поварша ходит. Ходила, вернее… Теперь надобности нет — ни Тимура, ни приемов. А с чего вы взяли, что бумажки эти тут, на даче, были?

Тимур после работы заезжал на дачу. А, как сказали Кису в рекламном агентстве, уходя с работы, он прихватил с собой какие-то досье… Следовательно, весьма возможно, что он оставил их на даче! Собирался над ними в субботу поработать? Но вернулся вечером в пятницу зачем-то в Москву. Зачем? Просто так он бы не поехал обратно — ведь с утра собирался снова на дачу приехать. Следовательно, было дело. Возможно, встреча. И тот, кто явился на это последнее рандеву с Тимуром, скорей всего и был его убийцей…

— Я ни с чего не взял, Паша, — отвлекся от своих размышлений Алексей. — Пока что я только гадаю, где они могли бы быть.

— Тут ничего такого не было.

— Вы же мне с первых же слов заявили, что не имеете понятия, о чем речь! Откуда же вам знать, были тут документы или нет?

— Ну… Что я, по-вашему, не могу документы отличить от простых бумажек?

— А вы разве имеете доступ к бумагам Тимура? Вы ведь, кажется, не являетесь его секретарем?

— Сторожем я являюсь. Но не дураком.

— Разумеется, вы бы отличили документы от простых бумажек. При условии, что вы могли бы их увидеть. Но вы их не видели, не так ли?

— Не видал.

— Возможно, потому, что Тимур их спрятал. Сейф в доме есть?

Кис прекрасно понимал, что уж такие места, как сейф, секретер, письменный стол, хозяева Тимура уже проверили. Но ему было необходимо разговорить этого угрюмого Пашу, который вызывал у него пока еще неясные подозрения. Как и его жена, впрочем. Тоже мне домработница: ноги на другой стул закинула, бедро изогнула, смотрит на Реми блудливо, а в это время некая тетя Дуня дом убирает… Да и много ли в таких тапках с пушистыми помпонами можно наубирать? Тапки без задников, при ходьбе шлепают по ухоженным, чистым, гладко-розовым пяткам — тапки для спальни, не для хозяйственных дел. Да и розовые пятки — Кис помнил, как его бывшая жена надраивала их в ванной пемзой, — чуть упустишь, жаловалась она Алексею, сразу кожа начинает шелушиться и отслаиваться… Была ли Варя любовницей Тимура? Кис сказал бы «да», мешало одно: муж. Любовница при наличии собственного мужа в доме?

— Есть сейф. Только там пусто, туда уже кто только не заглядывал. Сначала из фирмы пришли, потом милиция наведалась…

— Кто из фирмы приходил?

— Какие-то люди.

— Я догадываюсь, Паша, — едва сдерживаясь, проговорил сквозь сжатые зубы Кис, — что приходили люди, а не инопланетяне. Я спрашиваю — кто?

— Чего это вы на меня наезжаете! Они мне не представились!

— Вы же сторож, Павел! — матерные ругательства едва не слетели с языка Киса. — Вы меня десять минут у ворот продержали, расспрашивая, кто я да что я. И удостоверение не забыли посмотреть! Так кто приходил?

За мужа вступилась Варя.

— Ой, мы так испугались! — всплеснула она театрально руками. — Приехали двое мужчин, а с ними шестеро качков было! Они как рявкнули, так мы ворота по-быстрому открыли и больше вопросов не задавали!

Это могло быть правдой, но отчего-то каждое слово, произнесенное этой парочкой, казалось Кису фальшивым. Но делать было нечего, и, вздохнув, Кис продолжил расспросы, имеющие мало результата и смысла.

— Вам известны какие-нибудь тайники в доме?

— Вот еще! — переменила положение ног Варвара. — Вы как скажете! Какие еще тайники?

— Подпол, погреб, чердак, потайной шкаф… Не знаю.

— Ничего такого в доме нет, — заверила она детективов, не сводя фарфоровых глаз с Реми. — Правда, Паша?

Паша с энтузиазмом поддакнул. Кис решил, что энтузиазма было с перебором.

Поднявшись, он вложил свою визитку в руки Вари.

— Вдруг память прорежется, — прокомментировал он и продолжил:

— Нам надо дом осмотреть. Проводите?

Нехотя поднялся Паша, и Варя опустила красивые ноги на пол.

— Пойдемте, — сказала она, стрельнув глазами в сторону мужа. — Я вас провожу. Ты, Паша, с нами пойдешь?

— Ключи-то у меня, — проворчал тот и пошел вперед.

Внизу было четыре больших квадратных помещения: гостиная, столовая, еще одна гостиная, поменьше, с камином, огромным телевизором и низкой мягкой мебелью — Кис окрестил ее «телевизионной», — и отлично оборудованная кухня. Паркет, дубовая мебель, мраморная отделка камина, ковры… На втором этаже находились спальные комнаты. Самая большая, двойная, принадлежала Тимуру и была обставлена по-царски: огромная кровать под бордовым балдахином, покрытая золотой с бордовым парчой, мебель, смахивавшая на французский антиквариат, восточный ковер, в котором утопали ноги… На стене висел портрет самого Тимура в рост. Сыщики с любопытством рассмотрели: польстил ли Тимуру художник или нет, но портрет изображал худощавого стройного человека среднего роста, с породистым, немного удлиненным лицом; правильные черты, крупный, чувственный, хорошо очерченный рот, темные внимательные глаза с легкой азиатской раскосостью — лицо приятное и интеллигентное, выражение мягкое и вдумчивое…

Кис не к месту вспомнил анекдот про филина: «Нет, он не говорит. Но такой внимательный!» Но сразу же понял почему: у Тимура было лицо внимательного слушателя, располагающее к откровениям, и Кис очень хорошо представил, как Тимур, роняя время от времени слова понимания и сочувствия, выслушивал людей, и те шли к нему, шли, несли свои проблемы и печали… А проблемы и печали возрастают в геометрической прогрессии с ростом благосостояния отдельных представителей народа. И растет их страх — каждый знает, как и на чем делалось его благосостояние… И уже по ночам не спится. И уже не естся. И не любится. И все те дорогие штучки, на которые кидались поначалу с жадностью оголодавших акул, уже не радуют. И куда-то надо девать этот подступающий к сердцу ужас, эту тоску пустоты и гадостности бытия. А тут Тимур — надежный сливной бак, в который можно собственные помои отлить и душу облегчить… А умный Тимур смотрит ласково и вдумчиво, слушает понимающе и внимательно