— Даунька, и ты, ты, все помнишь и даже название отеля «Империал»?

— Коруша, этого забыть нельзя. Как почётный гость страны я впервые здесь.

— А почему я этого не знала до сегодняшнего дня, а завтра уезжаем!

— Корочка, наверное, я в этом виноват, ты ведь тогда заболела, а я потом все воспринимал, как должное!

— Зайка, милый, все просто замечательно! Главное, ты все помнишь, а Гращенков уже помер, так и не узнает, как он ошибся насчёт потери у тебя ближней памяти.

Правда, я очень терзалась, что не смогу оплатить счёт отеля, но все уже позади, какое счастье, завтра едем в Москву! На радостях все сбережённые чешские кроны раздала служащим отеля! Но один сувенир на счастье я все-таки вывезла из страны, где была почётной гостьей. В прекрасном настроении вышла попрощаться с Прагой. Адрес отеля уже знала. Заметила, что все идущие мне навстречу женщины бережно несут золотые веточки, изредка между золотых листьев мелькают золотые ягодки. Такого я в жизни не видела: все сверкает чистейшим золотом, золото не произрастает, что это? Это очень красиво! Вдруг вижу огромную корзину, наполненную загадочными веточками, вокруг корзины женщины, все покупают. Я забыла, что я за границей, спросила по-русски: «Зачем эти красивые веточки?». Одна пожилая дама с большим акцентом мне ответила по-русски: «Скоро Новый год. У нас, чехов, традиция. Это символ большого счастья в Новом году!».

Так мне же этого только и не хватало! Мне необходимо вывезти символ большого счастья в Новом году! Счастья выздоровления моего Дауньки в новом наступающем году.

Золотые веточки я привезла в Москву как самые драгоценные реликвии, а суеверной себя не считала.

Среди провожающих нас в Москву, конечно, был и советник нашего посольства И.И.Удальцов. Я уже нор— мальными глазами смотрела на него, просто очень симпатичный, очень добрый человек, подаривший нам столько своего внимания, я чувствовала себя очень ви— новатой перед ним. Он с удивлением поглядывал на ме— ня: мою мрачную замкнутость сменило весёлое настро— ение, опасность неоплаченного счета в отеле миновала, он ведь не знал моих терзаний, а посоветуйся я с ним все бы сразу прояснилось!

Заглаживая свою вину, приветливо прощаясь с ним, я очень искренне приглашала его посетить нас в Москве, заготовив для него и телефон, и наш московский адрес. В его глазах прочла одно недоумение. И было от чего, если стать на его место.

Благополучно доставив из аэропорта своих сограждан на посольской машине в отель «Империал», на следующий день вдруг узнает: жена больного физика повела мужа пешком в водолечебницу, заблудилась, потом устроила истерику! Конечно, все это плохо говорило обо мне. И.И.Удальцов, вероятно, очень боялся за моё поведение в Праге. Он был прав, за такой истеричкой нужен был присмотр. До сих пор не могу избавиться от чувства своей вины перед И.И.Удальцовым. Конечно, у меня были свои причины, ничто не проходит бесследно. После того как не стало А.В.Топчиева, у меня появилось недоверие к лицам, с которыми меня сталкивала судьба в трагические дни моей жизни. Позже поняла: люди с благополучным течением жизни далеко не всегда могут понять психологию человека, в жизнь которого ворвалась трагическая неожиданность, большое человеческое горе. Исключение составляют люди с большим, человеческим сердцем, перед которыми надо склонять колени. Как А.В.Топчиев. Оказавшийся на его месте академик Миллионщиков, не знаю, обладал ли умом, но сердцем нет! Перед ним не склонишь ни голову, ни колени. Он из племени высокопоставленных бюрократов.

Вернувшись в Москву накануне нового, 1966 года, меня поразила искренняя радость сердечной встречи Кирилла Семёновича с Дау. А так называемый друг Е. М.Лившиц вовсе не навестил, не зашёл поздравить ни с возвращением, ни с наступлением нового года.

Разбирая новогоднюю почту, Дау одно письмо передал мне со словами: «Бедная Верочка, прочти её письмо. Мне всегда и раньше казалось, она любила меня, и до сих пор любит. Мне жаль её, я был в неё влюблён целых пять лет! На большее меня не хватило, а очень грустно, когда разлюбишь девушку, а она продолжает тебя любить. Только в тебя влюбился навечно!».

Я стала читать письмо:

«Дорогой, любимый, хороший Дауленька!

Поздравляю тебя, Кору и Гарика с Новым годом! Сердечно желаю всем вам здоровья и счастья.

Даунька, если можешь, прости меня за все, не сердись на меня. Не бывает дня, чтобы я не думала о тебе и не молила судьбу, чтобы ты совсем поправился, чтобы ваша семья была опять счастлива. Но, видно, это мало помогает тебе…

Я, наверное, стала совсем ненормальной, иногда брожу возле твоего дома и вижу, как ты гуляешь.

Дауленька, милый, прости меня! Я знаю, это плохое утешение для тебя, но я очень, очень несчастна!

Господи! О, только бы ты совсем поправился, тогда и мне было бы легче дышать! Да и не обо мне речь. И не во мне дело. Ты должен быть здоров и счастлив!

Сразу после этих праздников я ложусь опять в больницу, хочу пожелать тебе ещё и ещё здоровья! Пишу ужасно бестолково, и за это прости.

Ты должен знать и помнить, что для многих-многих хороших и умных людей очень важно знать, что есть чудесный человек и талантливейший физик — Дау! Целую тебя крепко-крепко! Прости меня».

Видно, Верочка казнилась, она была инициатором поездки в Дубну на машине.

Заканчивая читку Верочкиного письма, я уже рыдала.

— Коруша, что с тобой? Это ты от письма Верочки?

— Дауля, мне её очень жаль! Я и раньше знала, чувствовала, что она тебя любила, как и я, на всю жизнь! И называет она тебя так же, как и я.

— Коруша, я и так был в неё влюблён целых пять лет! Остальными девицами я увлекался год, ну от силы два, и никогда не в ущерб моей вечной влюблённости в тебя! Корочка, ну, успокойся, вот на прочти ещё одно милое послание!

«Дорогой Дау!

Возможно, вы меня и не помните, уж слишком незначительное место я занимала в вашей жизни. Тогда разрешите просто поздравить вас с наступившим Новым годом и от всего сердца пожелать вам скорейшего полного выздоровления, бодрости духа и всех земных благ.

С большим удовольствием вспоминаю своё знакомство с вами — встречи в Москве летом 61 г. и в Киеве на криогенной конференции. Это один из самых интересных и незабываемых дней в моей жизни! Радует то, что наше знакомство и вам тогда, по-моему, было приятно.

Очень бы хотелось опять увидеть вас. Разрешите ли вы мне это? Когда?

Искренне ваша Лена».

— Зайка, мой «наглядный квантово-механический»! Я совсем не уверена в том, что, выздоровев, ты целый год будешь мне верен! Уверена только в том, что, когда бы ты ни ушёл на свидание к другой, я клянусь тебе, буду искренне радоваться, лишь бы ты был здоров, стал прежним во всем! Твоя хромота не нанесла тебе ущерба! Я буду теперь радоваться твоим успехам у женщин!

Эти два письма привела потому, что мне дал их прочесть сам Дау.

Сейчас, перечитывая их, опять лила слезы над письмом Верочки, а новогоднее поздравление Л.Т. показало мне красоту человеческих чувств.

Пусть у Дау было много таких встреч, тем больше он подарил счастья другим! Он умел красиво любить красивых женщин. И умел трудиться с наслаждением!

Во мне кипит протест, когда сейчас доходят слухи, слухи нелепые, будто бы Ландау разбрасывался в любви, был развратен, его высочайшее наслаждениее творческой работой связывают с сексуальностью только потому, что он говорил, что от своего творчества в науке он получает ни с чем не сравнимое наслаждение.

Все это чушь? Я должна напомнить,что он впервые поцеловал женщину в 26 лет, и тогда был чист и невинен, но уже объездил Европу, уже у него была работа о ферромагнетизме, поставившая его в ряд физиков международного класса.

Мне хочется сказать, что Ландау был одарён ещё и талантом педагога. В любом желторотом юнце