— Доктор, я так хочу выздороветь, что заранее согласен на все!

— Доктор, разрешите мне присутствовать на этой процедуре. Я, конечно, за активное лечение!

— Получив ваше согласие, я распоряжусь, все будет готово завтра в восемь утра, я приму все меры предосторожности, сам буду вас ждать в водолечебнице.

Назавтра в восемь утра мы с Дау уже в водолечебнице. Ванны необычны, масса труб от разных минеральных источников, счётчики отмеров воды, на днище много непонятного, все сугубо медицинское. Дау, с любопытством заглянув в ванну, заметил:

— Это я должен сесть на эту турецкую мебель?

Все одобрительно рассмеялись. Ванну окружили врачи. Ян Иш следил за пульсом. Чтобы не мешать, я встала в стороне. Заработали, защёлкали счётчики отмеров воды, напряжённое молчание. Дау стал быстро бледнеть, потом миг — все ринулись к Дау, его вынули без сознания. Ян Иш был бледнее Дау. Дау уложили на кушетку, кольцом окружили врачи, слушаю: «Это бывает, ничего страшного, пульс хорош». Дау быстро пришёл в сознание, сразу оправился, с аппетитом позавтракал. Кормили нас удивительно вкусно.

Вскоре после завтрака пришёл главврач, выслушав и осмотрев Дау, он совсем успокоился, заявив: «Вы перенесли столько страшных травм, а сердце как у двадцатилетнего парня. Ваши лёгкие, разорванные сломанными рёбрами, не дают хрипов! Вы просто железный человек!».

— Доктор, — вставила я, — он никогда не курил, никогда не отравлял себя алкоголем, вёл нормальный образ жизни, я считаю, тайна его воскрешения из мёртвых только в этом!

— Вы правы, медики хотят воскресить всех своих умирающих, но не всякий человеческий организм идёт навстречу медикам: курение и даже небольшие дозы алкоголя очень подрывают защитные силы человеческого организма. Но свои субаквальные ванны я отменяю. По-прежнему будем возить Льва Давидовича на кишечные промывания в водолечебницу.

— Доктор, скажите, пожалуйста, вы думаете, после страшной травмы таза и забрюшинной гематомы у мужа может быть какая-либо патология в кишечнике, — спросила я в коридоре, провожая главврача.

— Видите ли, мне непонятны его постоянные, иногда слабеющие, но не оставляющие его боли в кишечнике. Те медицинские показания из санаторной карточки, заполненные врачами в Москве, очень скупы. На той консультации в нашем санатории были очень авторитетные наши медики: профессор Кунц, профессора Старега и Заводный. Они не нашли, что боли в животе центрального происхождения. Его кишечник должен быть под пристальным вниманием ваших медиков в Москве, когда вы вернётесь домой.

— Доктор, у меня к вам большая просьба. Я здорова, разрешите мне завтра утром попробовать эту самую ванну с такой же нагрузкой, с той же минеральной водой. Мне необходимо самой почувствовать, что заставило мужа потерять сознание.

— Для вас никакого риска, пожалуйста, я разрешаю и дам все распоряжения, приходите завтра в восемь утра.

Чуть с большей нагрузкой я тоже потеряла сознание: просто ужасно сильное давление изнутри распирает тебя до потери сознания. Я очень обрадовалась: у меня-то нет патологии в кишечнике, и в моем мозгу в какой-то миллионной клетке поместилась ошибочная мысль, что у Дау нет патологии в кишечнике. А ведь главный врач санатория Ян Иш, очень знающий медик, очень внимательный врач, наблюдал больного всего лишь один месяц, но он очень внимательно наблюдал больного. В ноябре 1965 года он первый из медиков правильно, без сомнений указал, что боли в животе органические. Этот правильный диагноз Яна Иша был подтверждён патологоанатомами только при вскрытии.

Второго декабря 1965 года мы прощались со столь гостеприимно нас принявшим санаторием, даже повар что-то замечательное нам изготовил и сам принёс.

Очень трогательно прощался Ян Иш со своим трудным пациентом, он мне сказал, что медсестра Марийка нас сопровождает в Прагу, где нас ждут номера в отеле, в отель нам ортопеды принесут ботинки.

День был на славу тёплый, солнечный, ничего не говорило о том, что календарь уже потерял свои два листка первого месяца зимы, небольшой снег, выпавший, в ноябре, исчез. По гладкой, чистой, отшлифованной ленте шоссе легко мчала нас машина на встречу с Прагой. Машина роскошная, длинная, Дау легко протянул ноги, обратив своё внимание на мягкую красную кожаную обивку внутри. «Как красив этот красный цвет! — сказал он, улыбнувшись. — Корочка, ты молодец, что привезла меня сюда, я, кажется, выздоравливаю, боли все время ослабевают».

В начале пути он читал стихи, потом стал обращать внимание на замки, возвышающиеся вдали, на изумрудную зелень полей.

Я с ужасом ждала, когда он начнёт требовать уборную. Но улыбка не сходила с,его лица, рядом сидела Мариечка, делая периодически массаж левой руки. Он весело стал дразнить Марийку.

— Мариечка, пожалуйста, чему вас учили в школе?

— Лев Давидович, я уже сто раз вам сказала: «Ваш великий советский учёный Лысенко на практике дополнил теорию нашего чешского учёного Менделя».

Дау весело рассмеялся:

— Так, очень хорошо! А теперь, Мариечка, скажите, что я вам сказал о величайшем учёном в веках, о чехе Грегоре Менделе!

— Вы мне сказали так: скромный аббат Бренского аббатства, Грегор Мендель прославил свою родину Чехию своими гениальными открытиями. В биологии он является родоначальником генетики, его открытия показывают, как нужно сознательно вмешиваться в жизнь растительного и животного мира методом, необычайно полезным для человечества. Его работы стали для учёных всего мира ключом ко многим открытиям в этой области науки. Лев Давидович, кажется, все заучила на память.

— Нет, Мариечка, не все, нужно ещё добавить, говоря о великом учёном Грегоре Менделе: преступно упоминать рядом фамилию неграмотного фанатика, авантюриста Лысенко. В Советском Союзе был выдающийся учёный генетик Николай Вавилов, он своими выдающимися трудами в генетике действительно развил и углубил учение гения Чехии Грегора Менделя. Николай Вавилов был признан одним из лучших генетиков мира. Но грязные, подлые интриги неуча Лысенко, к сожалению, вышли за пределы науки и были причиной безвременной гибели гениального учёного Николая Вавилова. Я знаю, я читал все его работы, я всегда преклонялся перед гениальностью его работ. Они вошли в сокровищницу науки мира по генетике. Это очень интересная область в науке, но, конечно, самая интересная наука это физика. Как я по ней соскучился! Как я хочу скорей выздороветь и как зверь наброшусь на науку!

Потом тихо и грустно зазвучала лирика Лермонтова. Я была счастлива. Дау не требует туалета, неужели я доживу до той минуты, когда мой Даунька мне объявит: «Коруша, все боли кончились, я здоров!». Ещё будут чудесные протезные ботинки, скоро увижу Прагу, там есть какой-то знаменитый собор.

Перед Прагой он немножко начал скулить насчёт туалета, но без истерики. Вот и Прага, вот наш отель. А наши апартаменты привели меня в уныние — я растерялась, сразу заработала мысль: чем я буду расплачиваться? Марийка сообщила, что её комната рядом, эта новость не принесла облегчения: и её отель мне поставит в счёт. А когда нам сервировали стол в гостиной для обеда, меня обуял страх: меню обеда дополняли вина, фрукты, шоколад. Эти все яства полностью лишили меня аппетита. Потом вспомнила, что Халатников перед отъездом мне сообщил, что в Праге изданы все тома теоретической физики Ландау. Так если сам автор в Праге, ему, возможно, выплатят гонорар. Ура! Выход найден.

Ночью Дау встал только два раза. Неужели Дау вылечили эти знаменитые кишечные промывания! Утром стала думать, как связаться с физиками, разузнать о гонораре. Тем более я вспомнила давнишние разговоры о том, что академик Гинзбург писал научные статьи, публикуя их в разных социалистических странах, а потом его жена ездила по туристическим путёвкам и получала гонорары, причитающиеся её мужу. Правда, мне тогда казалось, что по нашим советским устоям в этих операциях есть некая нетактичность. Я знала законная иностранная валюта граждан Советского Союза оформляется через банк. У Дау в банке на Неглинной свой счёт, но я не имела права через границу, даже социалистическую, перевозить валюту. Вероятно, меня никто бы не осудил, если бы я взяла с собой чек на тысячу долларов, международная премия Фрица Лондона. Я вспомнила об этом чеке, который много лет лежит в письменном столе у Дау, как бы он меня сейчас выручил. Нет, это просто ужасно думать все время о том, что ты не в