послушно отвешивают земные поклоны, а Жюстина Пьеровна делает один реверанс за другим.
Старались, впрочем, они напрасно – Берсенев этого не видел, потому что неотрывно смотрел на Ирену.
– Кланяйся! – кричал Булыга.
– Кланяйся! – шипели снизу, не смея разогнуть спин, Матреша и Емеля.
Но и они напрасно старались…
Неизвестно, сколько времени это взаимное оцепенелое созерцание продолжалось, но нарушил его не кто иной, как Нептун. Вспомнил, видимо, сообразительная псина, что сказал ему Адольф Иваныч про сигары, – бросился на сцену, принялся, по своему обыкновению, тащить Ирену за подол…
– Tout beau, ici! – рявкнул Адольф Иваныч, и Ирена очнулась, опустила голову, потрепала пса по мощному загривку. – Сюда!
Отчего-то Ирене было страшно поднять глаза – она гладила, гладила Нептуна, а тот утробно урчал от удовольствия, и похоже было, что мурлычет громадный кот. Наконец некое шевеление прошло рядом, Ирена оглянулась и увидела, что актеры поднимаются на ноги, а Жюстина Пьеровна разгибает согнутую в реверансе спину.
Ирена отпихнула Нептуна и посмотрела в зал. Берсенева там не было, только Адольф Иваныч стоял у входа и, прищурясь, смотрел на Ирену. Не сказал ни слова – повелительно свистнул Нептуну и вышел вон.
– Что ж ты молчала, дура, как окаменелая?! – сокрушенно спросил Емеля, отряхивая пыль с охотничьих брюк. – Чего не кричала, кто ты на самом деле есть, не просила защиты против Адольфа?!
Ответить Ирене было нечего…
Не могла она найти ответа и ночью, лежа без сна в своей каморке. Сознание, что она сегодня упустила, может быть, наилучшую возможность спастись, что Адольф Иваныч завтра может устроить так, что вообще не подпустит ее к Берсеневу, сводило с ума. Главное, она никак не могла понять причин оцепенения, которое овладело ею под взглядом этого мужчины.
«Что ж будет со мной завтра, на спектакле, когда Берсенев будет сидеть в зале и смотреть на меня? – думала она почти с ужасом. – Его взгляд на меня действует, как взгляд горгоны Медузы! А между тем он вовсе не страшен, а даже очень… очень даже хорош собой!»
Тогда, на болоте, она его не разглядела, а впрочем, не разглядела и теперь. Она просто смотрела в его глаза, оттого и запомнила их: светлые, серо- голубые, чуть прищуренные, удивленные, как бы недоверчивые…
Странно чувствовала она себя в его присутствии. Как будто с холодного ветра вбежала в теплую комнату и кто-то сразу протянул к ней руки, чтобы сжать ее застывшие пальцы, отогреть их теплым дыханием. В Берсеневе не было ничего особенного, внешность его не бросалась в глаза, не била в самое сердце, как ударила Ирену красота Игнатия. Но она не могла забыть странное чувство потери, которое охватило ее там, на болоте, когда Байярд унес ее прочь. Точно такое же чувство охватило ее теперь, когда Берсенев внезапно вышел из залы.
И, вспомнив те чувства, Ирена поняла, почему не разомкнула губ сегодня, не кинулась к новому барину с просьбой о свободе. Она страшно боялась, что Берсенев опять заведет хвалебные речи в адрес Адольфа Иваныча, что не поверит ей. Она боялась разочароваться в этом человеке, вот в чем дело!
– Ты что? – проворчала она сердито, перевернувшись на другой бок. – Что с тобой? А как же ты собираешься отсюда выбираться, не поговорив с ним? Ну, разве что решишь снова пускаться в бега… Только что-то чудится мне, что после спектакля Адольф Иваныч придумает какую-нибудь ужасную гадость, чтобы тебя не пустить дальше этой каморки. И уедет барин в свое Берсенево, и опять ты попадешь во власть поганого немчина… Что же делать? Что делать?
Она пыталась придумать, что делать, но в голову неотвязно лезли воспоминания, как она подняла глаза и вдруг его увидела, и как он стоял и смотрел на нее, и как хорошо, как чудесно было ей под этим взглядом…
Она не могла бы описать толком ни одной его черты. И при этом она видела его так же отчетливо, как если бы он стоял сейчас в этой комнате.
Странный шум послышался Ирене, и она подняла голову. Что-то урчало, сопело и скреблось совсем рядом.
Крысы?!
Она вскинулась и села на своей оттоманке, похолодев от ужаса. Крысы, это же умереть от страха можно!
Но крысы не урчат.
Кошка? Нет, кошки не визжат. И что-то знакомое слышно в этом повизгивании… Да это же Нептун!
Но где он? Такое ощущение, что пес возится совсем рядом.
– Нептун? – шепотом позвала Ирена, и тотчас повизгивание и урчанье пса стало громче и радостней. – Нептун, ты где?
Понятное дело, ответить он не мог, но с удвоенной силой начал скрести стену.
Ирена соскочила с оттоманки и подошла к тому месту, откуда слышался шорох. Вот здесь она стояла позавчера, подслушивая репетицию, происходившую в соседней комнате. Значит, Нептун пробрался в театральную залу, почуял Ирену и начал скрестись в стену, отделяющую ее каморку.
Очень странно… Все стены в доме сложены из толстенных бревен – Ирена вспомнила проконопаченные паклей стены в людской, – вдобавок в господских помещениях и в той каморке, где ее держат, они прикрыты панелями или обиты штофом. Почему же такое ощущение, будто Нептун находится совсем рядом?.. И как это она раньше не удивилась, что ей было так хорошо слышно голоса Жюстины Пьеровны и артистов, да и до них донесся ее смех?
Ирена ощупала стену. Да ведь ее отделяет от Нептуна лишь тонкая перегородка, которая так и прогибается, когда пес тычется в нее мощным лбом! Наверное, здесь раньше была дверь, а потом ее просто заложили панелью, поэтому так хорошо все слышно.
– Нептунчик, – пробормотала Ирена, – мне очень хочется тебя погладить, но…
Она не договорила, онемев от изумления, когда мокрый нос Нептуна вдруг ткнулся ей в колени. Ирена снова провела руками по стене и обнаружила, что вертикальная панель чуть сдвинулась. Сильней надавила на нее – и в то же мгновение Нептун проскользнул в ее каморку и запрыгал рядом, счастливо повизгивая.
– Тише! – зашипела Ирена, хватая его за загривок. – Меня же стерегут снаружи! Услышат!
Умнейший пес мигом притих, но не угомонился. Схватил Ирену зубами за подол рубахи и потащил к стене. Она снова ощупала сдвижную панель. Да, в это отверстие очень легко пробраться бульдогу, а если совсем сдвинуть панель, то и Ирена легко выскользнет.
Искушение было слишком велико. Она вытолкнула в щель Нептуна, потом протиснулась сама и оказалась в знакомой зале, где на сцене громоздились кадки с березками, осинками, где пахло гримом и пыльными бархатным занавесом.
Длинные голубые, дымные прямоугольники лунного света лежали на полу. Луна стояла прямо напротив окон, затмевая звезды в небесах, – белая, огромная и такая прекрасная, что у Ирены сердце защемило на мгновение.
Но сейчас было не до прекрасной луны!
Первым побуждением было кинуться к высокому французскому окну, распахнуть его и бежать куда глаза глядят, но неподалеку простучал в свою колотушку сторож – и Ирена опомнилась. Куда бежать босиком, раздетой? Да и только ли в этом дело? Можно вернуться в каморку, одеться и обуться, можно исхитриться обойти сторожей и выбраться на большую дорогу (на Чертов мост Ирена больше ни ногой!), можно даже уйти довольно далеко… и что потом? Пешком до Нижнего? Хватит ли сил? А главное, хватит ли совести – чтобы представлять себе, как за ее побег засекают плетьми до смерти Емелю, Матрешу, Курю? Жюстину Пьеровну, наверное, не станут бить, этого не посмеет даже наглый и бессовестный Адольф Иваныч, но ее наверняка выгонят, не заплатив. А барину не слишком-то нажалуешься, барин весь под влиянием немца, да и что ему за дело до бед и несчастий крепостных актеров? Ему нужно от них только веселье, только развлечение. О том, что и они тоже люди, он, наверное, даже и не подозревает, даже не задумывается о них, как не задумывалась еще недавно и сама Ирена…
Углубившись в свои невеселые размышления, она не сразу заметила, что Нептун схватил ее зубами за подол рубашки и куда-то тащит. И только когда оказалась у двери, ведущей в коридор, спохватилась:
– Куда ты, Нептун?!
Разумеется, он снова не ответил! Может быть, потому, что не хотел выпустить рубашку Ирены? Толкнул задом дверь и потащил девушку в коридор.
– Да ты с ума сошел? – шипела она испуганно. – А если кто-то увидит? Решат, что я хочу сбежать! Пус-сти сейчас же!
Нептун делал вид, что не слышит. Вихляясь крепким, мускулистым телом, он пятился дальше и дальше через анфиладу комнат, а Ирена, холодея от страха, тащилась за ним, пытаясь выдернуть из его пасти подол. Но это было невозможно.
Вокруг слабо, сладко пахло медом: весь день по всем комнатам, готовясь к приезду гостей, вощили мебель и полы – натирали воском. В полированных стенках шкафов сияли лунные блики.
Наконец Ирена и Нептун оказались в просторной комнате, где все было залито ярким голубоватым светом. Эту роскошную комнату Ирена узнала сразу. Эти картины, этот огромный шкаф, набитый книгами… Графский кабинет. Вот здесь в первый же вечер их с Игнатием приезда в Лаврентьево он палил из пистолетов по изысканному фарфору. Ирена думала, что Игнатий расстрелял все заряженные пистолеты, ан нет – один все же приберег напоследок…
– Пойдем дальше, Нептун, – сказала она глухо. – Пойдем дальше, тоскливо мне здесь…
И только тут поняла, что бульдог уже отпустил ее и не собирается никуда тащить. Он прыгал около книжного шкафа. Прыгал, бил лапою по ключу, который торчал в скважине, оборачивался к Ирене, повизгивал нетерпеливо…
– Тише, услышат! – испуганно шепнула она, однако Нептун не унимался, визг его сделался просто-таки истерическим, и Ирена, в самом деле боясь, что Адольф Иваныч услышит стоны своего любимца и придет на них, открыла шкаф:
– Чего тебе тут надо? Почитать захотелось? В самом деле, лучше бы твой хозяин научил тебя читать, чем…
Ба-бах! Нептун подпрыгнул и сшиб с полки какую-то коробку, лежащую на книгах. Коробка свалилась с грохотом, который показался Ирене оглушительным. Она сжалась в комок на полу, ожидая, что вот-вот распахнется дверь и ужасная ручища Адольфа Иваныча вцепится в ее волосы. Но в доме царила прежняя сонная тишина, только Нептун довольно урчал.
Ирена осмелилась поднять голову и увидела, что он что-то жует.
Сигара! Да ведь он жует сигару! Коробка, которую он сшиб, была полна сигарами!
Ну и псина… Ох и псина… Умнее иного человека! Запомнил слова Адольфа Иваныча, что только Ирена может дать ему сигару, приволок ее сюда…
Однако он отравится, если сожрет столько табаку!
Ирена торопливо начала собирать сигары с полу. Их был тут не один десяток, они еле помещались обратно. Две или три Нептун подгреб лапой себе под брюхо, их не достать, но остальные нужно положить в коробку и спрятать в шкаф да запереть покрепче. А потом быстрей вернуться в свою каморку, пока никто не застиг ее здесь.
Расписная деревянная коробка показалась ей знакомой. Да ведь именно ее показывал Ирене Игнатий, именно ее завещал граф Лаврентьев своему