— …
— С кем разговариваю? С мужчиной.
— …
— Да ну, брось, я же нормальный, ты знаешь, ориентация у меня правильная. А если переживаешь за мою ориентацию, то давай встретимся, я к тебе подскочу. Надеюсь, твой в командировке? — и Серж расхохотался в трубку.
— …
— Все, хорошо, до встречи. Я тебя наберу. А если хочешь, то ты набери меня.
Макс махал руками, показывая, чтобы Серж ничего конкретного о нем не говорил.
— …
— Ко мне нельзя пока, у меня гость, — Серж положил трубку. — Хорошая девушка, двадцать пять лет, а она уже третий раз замужем, представляешь?
Макс Фурье лишь улыбнулся и допил вино из своего бокала.
— Я очень устал, Серж, у меня нервы расшалились. Если ты не будешь против, то я хотел бы отдохнуть.
— Конечно, располагайся. Моя квартира, мой дом к твоим услугам.
— У тебя чисто, я другого ожидал.
— У меня, конечно же, не всегда чисто, это я к твоему приезду немного навел порядок, вещи разложил по местам, да и все остальное.
— Ты хороший, Серж, — вдруг ни с того ни с сего сказал Макс, и его щека дернулась.
«Да он сильно чем-то напуган. Но, сволочь, молчит как партизан на допросе», — подумал о своем французском приятеле Серж.
— Что в Витебске хорошего было? Я телевизор не смотрю.
— Ровным счетом ничего хорошего.
— А плохого?
Макс Фурье насторожился, влип в кресло, раздосадованно махнул рукой.
— Но, я надеюсь, у тебя-то, Макс, все в порядке?
— У меня-то да…
— А у кого не в порядке?
— У одного знакомого, с которым я знаком лишь мельком.
— Главное, чтобы у тебя да у меня было все чики-чики, а остальные… Какое нам до них дело?
— Я пойду посплю, отдохну немного. У тебя нет снотворных таблеток?
— Таблеток? Снотворных? Может быть, есть, — Серж отправился на кухню и оттуда вернулся с таблетками. — Вот эти две желтые проглоти, и ты будешь спать до завтрашнего утра.
— Хорошо, спасибо, — Макс дрожащими пальцами выдавил из упаковки две маленькие желтые таблетки, забросил их в рот, запил минералкой. — Все, я пошел. Голова болит и очень устал, — и он постучал указательным пальцем по лбу.
— Счастливо. Постараюсь не шуметь, если хочешь, даже телефон отключу.
— Да, отключи. И пожалуйста, Серж никому не говори, что я остановился у тебя. Так надо, поверь мне.
— Как скажешь, Макс. Иди ложись.
Француз забрался под махровую простыню, сжался весь, свернулся калачиком, но, как ни старался, целый час не мог заснуть. Серж слышал, как он вертится.
Наконец в спальне стало тихо. Серж бесшумно, как опытный официант, убрал на кухне посуду и сел у окна, глядел на пыльный московский двор. Закурил сигарету, вторую за этот день. Он выпускал дым в окно, смотрел на свой джипчик и думал о Максе.
«Наверняка у него неприятности. А собственно, какое мне дело? Он мне ничего не должен, я ему тоже ничего, так что все нормально.»
На подоконнике стоял пустой бокал. Серж вынул из холодильника начатую бутылку водки, налил граммов сто пятьдесят, в два глотка выпил. Ну вот, теперь порядок. А то все их вина — сплошное баловство. То, что французу хорошо, русскому смерть. Серж улыбнулся, швырнул окурок на газон.
Вышел в прихожую и стал расставлять вещи своего французского приятеля,
«Что это у него такое?» — переставив камеру поближе к стене, Серж взял картину в руки.
Он почти ни о чем не задумывался, разрезал ножом шпагат, которым была перевязана бумага, развернул ее и посмотрел на картину. Холст был старый, грязный, подранный, немного кривоватый. Картина выглядела так, словно лет тридцать провалялась на чердаке или в подвале. Краска местами вздулась, отшелушилась. На холсте, размерами примерно шестьдесят на восемьдесят, была изображена черноволосая женщина с темными, как чернослив, глазами, с такими же кучерявыми волосами, в белом кружевном платье и с букетом цветов. Фон был небесно-синий, неаккуратно закрашен. В правом нижнем углу виднелась неразборчивая подпись.
«Чушь какая-то!» — подумал Серж, заворачивая картину в плакат и пряча ее в стенной шкаф.,
Макс Фурье проспал до одиннадцати вечера. Затем, проснувшись, выпил кофе, бокал вина, съел бутерброд с сыром и принялся названивать со своего «мобильника» во Францию. Серж сидел на кухне и курил. Макс говорил по-французски, причем очень быстро, и Серж почти ничего не понял, уж слишком торопливо выговаривал слова Макс, слишком напористо вел разговор.
Когда он закончил, Серж вышел из кухни в гостиную:
— С кем это ты?
— Один знакомый, будь он неладен. Это он должен был ехать сперва в Москву, а потом на фестиваль в Витебск, а пришлось мне. Вот ему и повезло. Я хотел сказать ему, что он, как вы, русские, говорите, свинья.
— И ты ему сказал? — ухмыльнулся Серж.
— Нет, не сказал. Он сразу же начал извиняться, ждет, когда я приеду. Мой работодатель предлагает интересный проект на своем канале, хочет, чтоб я у него делал в две недели одну программу.
— Опять про ночную жизнь? — поинтересовался Серж, словно чувствуя, что в работе Макса Фурье есть и его интерес.
— Да, нечто в этом роде. Он придумал проект, но сделать сам не может и хочет заказать работу мне. Так что если что, и ты мне понадобишься.
— Я рад и всегда с удовольствием помогу, — немного возбужденно сказал Серж, наливая себе в стакан минеральную воду.
— Послушай, Серж, мне нужна твоя помощь, — взглянув своими темными глазами из-под кустистых черных бровей, произнес француз.
— Ты же знаешь, тебе отказать не могу. В чем моя помощь?
— У меня есть картина, я купил ее в Витебске у какого-то… — Макс Фурье долго подбирал слово, а затем, не найдя эквивалент, сказал: «клошара». — Мне она понравилась.
— Та, что я убрал?
— Куда ты ее убрал?
— В шкаф поставил, не стоять же ей в прихожей под ногами! Еще упаду на нее, зацеплюсь, продавлю, порву, поломаю, — Макс Фурье согласно кивнул. — А в чем моя помощь?
— Помощь, помощь, помощь, — трижды произнес одно слово француз. — Я хочу эту картину вывезти, а для этого ее надо оценить. Я же не в салоне ее приобрел, не в галерее, а с рук купил. Таможенники потребуют бумаги на вывоз.
— А, хорошо, понял. Есть у меня знакомый галерейщик, так что никаких проблем. Я про него сюжет снимал заказной, так что, думаю, проблем с ним не возникнет.
— Очень хорошо, — потер ладонь о ладонь француз, — займись этим, пожалуйста, а, Макс?
— Утром и займусь.
