Генерал ФСБ Федор. Филиппович Потапчук манией величия не страдал, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что половину успеха его отдела обеспечивает специальный агент по кличке Слепой, о существовании которого знали немногие. И лишь сам Фёдор Филиппович знал настоящее имя этого человека — Глеб Сиверов. Только он мог отыскать его, имел выход на него.

Федор Филиппович никогда не являлся публичной фигурой, перед телекамерами не мелькал, интервью не раздавал, хотя внешностью обладал телегеничной: невысокого роста, седой благообразный мужчина в преклонных годах с немного театральной щеточкой серебряных усов, подтянутый, жизнерадостный, с озорными, вечно смеющимися глазами. Козырять перед публикой должностью и званием Федор Филиппович считал делом пустым и искренне сочувствовал тем, кто не мог избежать этого. Директору ФСБ, тому часто приходилось вместо того, чтобы заниматься работой, оправдываться перед журналистами.

Как и у всякого пожилого человека, у Потапчука имелись привычки, переросшие со временем в обряды. Бросить курить Потапчук собирался уже пятый год: врачи запрещали. Но если в чем-нибудь другом Федор Филиппович мог проявить волю, то здесь он был бессилен. Да, он мог не курить день, два, даже неделю или месяц, но тогда ни о чем другом, кроме сигарет, не был способен думать. Они снились ему, мерещились, он мог идти по улице за курильщиком лишь затем, чтобы ощутить запах табачного дыма.

О том, что ему нельзя курить, напоминали все: и сотрудники, и начальство, и, жена, и даже Глеб Сиверов, подтрунивавший над генералом за слабохарактерность.

Именно поэтому Потапчук каждую субботу выходил подолгу гулять на набережную. Гулял в одиночестве, надвинув на глаза шляпу, если было холодно, или надев солнцезащитные очки: опасался быть узнанным знакомыми при встрече. Именно во время таких прогулок генерал позволял себе в охотку выкурить одну-две сигареты и не чувствовал при этом угрызений совести. Гулял подолгу, по нескольку часов, сперва предвкушая, как достанет из кармана портсигар, разомнет сигарету, а потом глубоко затянется горьковатым дымом.

В эту субботу стояла жара, и генерал Потапчук шел по набережной в светлом костюме, при галстуке, в простецких солнцезащитных, очках, купленных в киоске всего за сорок рублей. Сверкала вода в реке, чайки кружили над ней, высматривая добычу. Иногда одна из них пикировала к воде, всего на мгновение касалась ее и взмывала в небо, сжимая в лапах трепыхающуюся рыбку.

Потапчук любил наблюдать за подобными сценками, на которые никто из занятых горожан внимания обычно не обращал. На набережную попадают люди, не занятые делом. Тут гуляют пенсионеры, резвятся дети, хмуро смотрят на поплавки безумные рыбаки, целуются парочки.

Потапчук шел заложив руки за спину, и приветливо улыбался незнакомым встречным. «Какой милый, добродушный пожилой мужчина», — думали многие из них, не подозревая, что на самом деле перед ними генерал ФСБ, вынужденный по долгу службы принимать иногда очень жесткие и даже жестокие решения.

Потапчук засунул руку в карман и нащупал полированный серебряный портсигар. Указательным пальцем прижал к ладони бензиновую зажигалку и подумал: «Дойду до балкончика на парапете, устроюсь на нем и закурю, — Федор Филиппович помимо воли прибавил шаг. — Эй, не спеши, — обратился он сам к себе, — к удовольствию нельзя бежать сломя голову. Сперва насладись им мысленно, а затем получи в реальности, после — вспоминай, как тебе было приятно. Глядишь, и меньше сигарет выкуришь.»

На балкончике никого не оказалось, неподалёку на лавочке сидел довольно опрятного вида бомж, если не считать страшных синяков и ссадин на лице. Генерал носком ботинка сбросил в реку пивную пробку, лежащую на балконе, проследил траекторию падения взглядом и увидел, как к планирующей к воде пробке подплыла большая рыба и попыталась проглотить ее.

«Вот дура!» — подумал генерал. Ему захотелось крикнуть «кыш», но рыба — не птица, не кошка, не услышит.

Наконец рыба сама разобралась, что к чему, выплюнула пробку и исчезла в глубине. Потапчук открыл портсигар, в котором лежало три сигареты — норма, которую он позволял себе в обычные дни. Генерал вытащил одну, поднес к носу и насладился ароматом отменного табака. Долго разминал хорошо набитую сигарету, с минуту держал ее в губах, втягивая через табак воздух.

Но всякому искушению бывает предел. Генерал провернул колесико бензиновой зажигалки, синий язычок заплясал на ветру. Потапчук не любил газовых зажигалок: гаснут от малейшего дуновения. То ли дело бензиновая, сработанная по принципу керогаза: чем сильнее ветер, тем ярче разгорается огонь. Он затянулся глубоко и с наслаждением.

Уже сутки Потапчук не курил. Сразу же закружилась голова, но он знал, что это не от никотина. Чтобы попасть в кровь, раствориться в ней, никотину потребуется хотя бы минута, только потом он достигнет рецепторов в мозгу.

Бомж, кряхтя, поднялся со скамейки и заковылял к генералу.

— Извините — спасибо — пожалуйста. Здравствуйте, — прошамкал он ртом, наполовину лишенным зубов.

Потапчук даже не обернулся.

— Третий день в Вязьму добираюсь, — сообщил бомж, — вчера так напился, что даже штаны у меня украли.

— С некоторыми такое случается довольно часто. Бывает, — согласился Потапчук, страшно злясь, что ему мешают.

— Вот, нашел какие-то в контейнере, — бомж игриво продемонстрировал старое заношенное трико. — Теперь бы мне до Вязьмы добраться.

— Я не шофер такси, — глядя на воду, отвечал генерал.

— Если на электричку денег дать жалеете, тогда бы здоровье поправить — на пивко.

Потапчук редко ругался матом, но на этот раз пришлось, другого языка, бомж просто не понимал.

— Сам такой, — услышал генерал в ответ.

«Эх, сигарета сгорела, на целую затяжку, пока я сусала разводил, — расстроился генерал. — Надо было бомжару сразу матом обложить!»

Но докурить спокойно ему не дали. Он вновь спиной почувствовал у себя за спиной присутствие человека. Хотел было послать, но что-то сдержало его, осторожность или природный такт, присущий генералу. Он оглянулся: прямо за ним стоял заместитель директора ФСБ генерал-лейтенант Огурцов, естественно в штатском, и приветливо улыбался.

Потапчук знал точно, замдиректора здесь никогда не гуляет, иначе они встречались бы раньше. Люди такого ранга, как он, передвигаются по городу исключительно на служебной машине, оснащенной всеми видами спецсвязи, с хорошо натасканной охраной.

— Курите? — абсолютно нейтрально спросил замдиректора для того, чтобы заполнить паузу.

— Балуюсь, — зло ответил Потапчук и бросил окурок в воду.

— Извините, Федор Филиппович, что не даю побыть одному, но…

— Да, конечно, дела. И в управлении нет дежурных офицеров.

— Есть даже дежурные генералы, — усмехнулся замдиректора, — но дело по вашей части. Человек службы должен быть готов к тому, что его могут выдернуть в любую минуту: из-за праздничного стола, из постели жены или даже любовницы, из бани, из санаторного номера, с операционного стола. Дело срочное и не терпит отлагательства.

Генерал, твердо помнивший правила конспирации, знал, что вести секретные разговоры, стоя на месте, запрещено, нужно передвигаться. И он пошел рядом с замдиректора вдоль гранитного парапета.