удерживает меня от того, чтобы упасть в кровать.

В интересах скорости и эффективности, Айвен решил не обращать на сказанное внимание. Он сделал Би жест продолжать — желательно кратко.

— Я отправился вчера вечером на маленький приватный обед вместе с Алексеем Формонкриевым, — начал Би.

— Какое волнующее приключение, — прорычал Айвен.

Би отмахнулся. — Как оказалось, в этом был определенный интерес. Обед проходил в доме Формонкриевых, его организовал дядя Алексея, граф Борис. Знаешь, один из небольших закулисных мероприятий для выражения взаимной симпатии — именно из-за них политика и называется партийной. Кажется, мой самодовольный кузен Ришар услышал наконец о возвращении лорда Доно и поспешил вернуться в город, чтобы определить истинность этих слухов. И нашел их достаточно тревожными для того, чтобы предпринять попытки набирать для себя голоса для будущего голосования в Совете Графов. Как граф, Борис имеет влияние на значительное число голосов Консерваторов в Совете, и Ришар умело начал совместную с ним кампанию.

— Переходи к сути, — вздохнул Айвен. — Какое это все имеет отношение к моему кузену Майлзу? Для нас в этом ничего нет; знаешь, служащим на действительной офицерам не рекомендуется участвовать в политических играх.

— О, да, очень даже знаю. Также в этот момент, кстати, там были зять Бориса Сигур Форбреттен, и граф Томас Формюир, у которого явно случилось небольшое столкновение с твоим кузеном в его роли Аудитора.

— Сумасшедший с фабрикой младенцев, которую закрыл Майлз? Да, я слышал об этом.

— Я был слегка знаком с Формюиром раньше. Леди Донна имела обыкновение «go target-shonting» с его женой, в прошлое, более счастливое время. Ну и сплетня — эти девочки. Ришар начал свою кампанию уже когда подали суп, а к салату он выторговал у графа Бориса следующее: тот голосует за Ришара в обмен на преданность того Консерваторам. А оставшуюся часть обеда, от главного блюда и до десерта, пока подавали вино, разговор перешел на другие темы. Граф Формюир прямо за столом много распространялся по поводу своего недовольства Имперской Аудиторской проверкой, которую проводил твой кузен.

Айвен моргнул. — Минутку. Что это ты болтал с Ришаром? Я думал, в этой маленькой войне ты на другой стороне.

— Ришар думает, что я для него шпионю за Доно.

— А ты…? — Если Байерли играл посередине — за обе стороны — то Айвен от души надеялся, что ему обожжет обе руки.

Улыбка сфинкса приподняла краешки губ Би. — М-м, скажем, я сообщаю ему то, что он должен знать. Ришар весьма горд своей хитростью — внедрить меня в лагерь Доно.

— А разве он не знает что ты обратился к лорду-протектору Спикерского Круга, чтобы не дать ему захватить особняк Форратьеров?

— Одним словом, нет. В этом деле я сумел остаться в тени.

Айвен потер виски, задумавшись, какому же из своих кузенов Би лгал. Это не было плодом его воображения; от разговора с этим человеком у него начиналась головная боль. Он надеялся, что у и Би похмелье. — Продолжай. И поторопись.

— Потом они, как это обычно для Консерваторов, прицепились к затратам на ремонт комаррского солнечного зеркала. Пусть сами комаррцы за него платят, ведь они его сами сломали, не так ли, — ну и так далее как обычно.

— Они заплатят. Разве они не знают, какая доля наших налоговых сборов приходится на комаррскую торговлю?

— Ты удивляешь меня, Айвен. Не знал, что ты обращаешь внимание на такие вещи.

— Я — нет — отказался Айвен торопливо. — это общеизвестная истина.

— Обсуждение комаррского инцидента снова вернуло разговор к нашему излюбленному маленькому Лорду Аудитору, и наш дорогой Алексей начал отводить душу по поводу своей личной обиды. Кажется, прекрасная вдова Форсуассон сорвала его планы ухаживания. После стольких неприятностей и соответствующих расходов. Знаешь, вся эта оплата свахе.

— О, — просветлел Айвен. — Это она правильно сделала. — Она отказывала всем. Домашняя катастрофа Майлза, возможно, не была ошибкой Айвена, о да!

— Затем Сигур Форбреттен предложил вниманию собравшихся подтасованную версию недавнего званого обеда Майлза, завершив ее ярким описанием того, как госпожа Форсуассон сбежала из гостиной, когда Майлз сделал ей это пагубное прилюдное предложения выйти за него замуж. — Би наклонил голову. — Даже если обратиться к версии Доно, а не Сигура, что за одержимость охватила этого человека? Я всегда думал, что Майлз более учтив.

— Паника, — сказал Айвен. — Я уверен. Я сидел на другом конце стола. — он капельку задумался. — Это может случиться с лучшими из нас. — Он нахмурил брови. — Но как, проклятье, Сигур узнал об этой истории? Я уверен, что от меня она дальше не пошла. Лорд Доно проболтался?

— Я уверен, что только мне. Но, Айвен, на этом обеде было девятнадцать человек. Плюс оруженосцы и служащие. Эта история разошлась по всему городу, и, уверен, делается все более драматической и восхитительной с каждым пересказом.

Айвен смог просто это представить. Он нарисовал в уме картину, как это доходит до ушей Майлза и как из них начинает валить дым. Он глубоко вздрогнул. — Майлз… Майлз пойдет на убийство.

— Забавно, что ты это сказал. — Би отпил еще глоток кофе и посмотрел на Айвена очень вкрадчиво. — Если сложить вместе расследование Майлза на Комарре, смерть администратора Форсуассона в разгар этого расследования, дальнейшее ухаживание Майлза за его вдовой и ее демонстративный прилюдный отказ — по версии Сигура, хотя Доно утверждает, что он был весьма достойным, при таких-то обстоятельствах, — а еще взять пять политических деятелей-форов из партии Консерваторов, давно недовольных Эйрелом Форкосиганом и его действиями, и добавить несколько бутылок прекрасного вина из Округа Формонкриева, то рождается Теория. И, как я имел возможность наблюдать, она быстро развивается, в своего рода пунктуальном равновесии, до состояния полновесной Клеветы. Просто очаровательно.

— Ох, дерьмо, — прошептал Айвен.

Би кинул на него острый взгляд. — Вырываешь у меня изо рта реплику? Господи, Айвен. Какая неожиданная глубина. Можешь вообразить этот разговор; мне пришлось его высидеть весь. Алексей изливался насчет проклятого мутанта, который осмелился волочиться за фор-леди. Формюир нашел, скажем так, чертовски удобным, что мужа убили во время некоего предполагаемого несчастного случая в разгар расследования Форкосигана. Сигур высказался, что не было никаких обвинений, а граф Борис уставился на него как на бессмысленного младенца и прогромыхал, что, мол, Форкосиганы держали в руках всю СБ целых тридцать лет и неясно только одно — был ли сговор между Форкосиганом и женой покойного? Алексей ринулся на защиту своей возлюбленной — этот человек просто не понимает намеков — и заявил, что она невиновна и ничего не подозревала, пока бесцеремонное предложение Форкосигана наконец не показало, что он приложил к этому руки. Ее бегство было Доказательством. Доказательство! — фактически, он сказал это трижды, но к этому времени он был весьма пьян, — того, что она, по крайней мере, лишь сейчас поняла, что Майлз хитро избавился от любимого ею мужа, чтобы расчистить к ней путь, и она должна знать, она была там. Он готов держать пари, теперь она снова захочет рассмотреть его, Алексея, брачное предложение! Поскольку общеизвестно, что Алексей — просто идиот, его старшие собеседники не были полностью убеждены его доводами, однако из семейной солидарности применили к вдове презумпцию невиновности. И так далее.

— Боже правый, и ты не мог их остановить?

— Я попытался вернуть разговор к здравомыслию до тех пределов, пока не почувствовал — как это вы, военные, выражаетесь, — что могу разрушить свою легенду. Но они были настолько восхищены тем, что придумали, что не обратили на мои слова должного внимания.

— Если они выдвинут это обвинение в убийстве против Майлза, они ими просто пол вытрет. Гарантирую, что он не станет радушно терпеть этих идиотов.

Би пожал плечами. — Борису Формонкриеву доставил бы большое удовольствие обвинительный акт