— Ну вот, — сказал Том, когда мы вернулись в машину. — Это было не так уж плохо.

— А там всегда дают пончики? — Джонни выкладывал на заднее сиденье четыре оладьи с яблоками, производя учет тому, что припрятал, как собака припрятывает кости.

— Там любят, чтобы люди подольше задерживались после службы. Им хочется создать какое-то сообщество, и они к этому идут. Так что ты думаешь?

— Я не знаю, — ответил я.

— Это хорошее «Я не знаю» или плохое «Я не знаю»?

— Я не знаю, какое это «Я не знаю». Я хочу сказать, что не знаю, мое ли это.

— О'кей, все нормально, если ты понимаешь, что это — мое.

Том выезжал на фривей, пробираясь к скоростной полосе. Для такого опрятного человека он был совершенно маниакальным водителем.

— Юта, мы возвращаемся! — Он принялся возиться с радиоприемником, ловя НПР.[102] — Господи, как же я люблю воскресенья! Так что ты хочешь делать, когда мы вернемся? Пойдем поплавать? Или можем в пеший поход отправиться, когда жара спадет.

— Ну, если честно, походник из меня никакой. И пустыню я не люблю.

— В здешних местах, — вмешался Джонни, — это просто гребаная проблема.

— В киношку смотаемся?

— Возможно, мне придется кое-чем заняться, — сказал я.

— Джордан, что-нибудь не так?

Не знаю, как вы, а я просто терпеть не могу выражение «самый лучший парень на свете». Как, например, в предложении: «Я только что встретил самого лучшего парня на свете». Ну будто бы. Только теперь это вроде соответствовало действительности. Так почему я веду себя как последний осел?

— Просто я о маме своей подумал, — ответил я.

— А когда ты можешь снова ее увидеть?

— Во вторник. То есть если я все еще буду здесь. У меня работа в понедельник начинается, в Пасадине.

Том ничего не сказал, но человеку и не надо ничего говорить — и так видно, что ему больно. Через некоторое время он съехал на площадку для парковки. Вылез из машины и отошел на несколько ярдов в пустыню. Джонни выбежал вслед за ним и расстегнул молнию в нескольких ярдах от Тома. Он что-то говорил, глядя на Тома через плечо, не переставая болтал о чем-то, и тут налетел порыв ветра, вздув аркой струю его мочи. Джонни рассмеялся и продолжал говорить, потом стряхнул брызги и запрыгал к Тому, чтобы вместе с ним вернуться к машине. Рядом с Томом Джонни казался совсем маленьким, просто малыш, задравший мордочку вверх, чтобы взглянуть в глаза взрослому мужчине. Том пригладил ему волосы. Когда он убрал руку, хохолок на голове Джонни снова пружинкой подскочил вверх.

Джонни заснул и проспал всю оставшуюся дорогу. Том молчал. За десять минут до Сент-Джорджа мы на лету проскочили узкое ущелье реки Верджин-Ривер, и Том сказал:

— Я хочу, чтобы ты остался.

Я ничего не ответил. Ни слова. Когда мы въехали на парковку у «Малибу», Том произнес:

— Понятно.

Они с Джонни пошли плавать. Я остался в номере 112 с собаками и вошел онлайн, чтобы проверить тот сайт, о котором говорила мне Пятая. Оказалось, что эта страница — ресурс сообщества тех, кто так или иначе связан с полигамией. Я кликнул по ярлыку со словами «Если Нужна Помощь». Том оставил включенным канал «История», и, пока я читал веб-сайт, команда матросов готовилась запустить ракету с палубы линкора. Когда ракета была запущена, из ее хвоста вырвался шлейф бело-желтого дыма. Тут в комнату вошел Том, в плавках, с него стекала вода. Огонь от запуска ракеты сверкнул прямо ему в лицо. Он наблюдал ее полет, пока она не поразила цель, взорвав склад в пустыне.

— Я собирался пойти во флот. После колледжа, — сказал он. — Хотел стать адмиралом.

— Серьезно? Зачем?

— Хотел служить моей стране. Только оказалось, что я моей стране не нужен.

Он переоделся в сухое и лег на кровать.

— Что ты планируешь делать?

— Вернуться туда, — сказал я.

— В Калифорнию?

— Нет. В Месадейл.

— Хорошо.

— Я хотел сказать — прямо сейчас.

— Я еду с тобой.

— Нет. Ты остаешься с Джонни.

— Мы все поедем.

— Нет, вы останетесь здесь.

— Джордан?

— Что?

— Что ты ищешь?

Я попытался ответить, но слова не шли у меня с языка. Лежа на боку, опустив голову на согнутую руку, Том выглядел слишком чистым, чтобы оказаться частью моего непотребно запутанного мира.

— Я знаю, что ты сейчас думаешь, — проговорил он. — Ты думаешь, что мы почти не знаем друг друга. И это правда. Но ведь каждый с чего-то должен начать.

Я встал и раздвинул шторы. Они были золотистые и с подкладкой из плотного пластика. Джонни лежал на бетонной кромке бассейна и одной ногой постукивал по айподу Тома.

— Джордан, не нужно слишком много над всем этим раздумывать. Ты отговоришь себя от жизни.

— Том, это не про тебя.

— А я хочу, чтобы для тебя это стало про меня.

Потом, выезжая из Сент-Джорджа, я набрал номер, который дал мне Элтон:

— Это Джордан Скотт.

Молчание. Через некоторое время:

— Приезжай ко мне домой.

Ну вот. Мы с Пророком назначили свидание.

Я еще не доехал до Месадейла, а солнце уже садилось. Багровый шар, скатывающийся с неба. Пустыня пылала, все было пронизано разными оттенками красного. Последние двадцать миль я не видел на шоссе ни одной машины. Вот в этом и есть весь смысл пустыни: в одиночестве. Это — испытание. Испытание, чтобы понять, можешь ли ты выносить самого себя.

Я доехал до поворота. Последние отблески заката к этому времени уже угасли, и пустыня горевала под желтой луной. Свет моих фар скользил по затвердевшему грунту дороги, а пыль позади фургона высоко взметалась в черноту. Выше по дороге светились дома — зажглись белые и золотые огни в окнах и над дверями. Во многие ли двери стучались федералы, прежде чем отказались от поисков? Может, еще одна — и они нашли бы нужного им человека? И забрали бы Пророка? Предъявили обвинение? Посадили со строгим ограничением посещений, как мою мать? Почему же ФБР не может найти этого типа, если он приглашает меня к себе домой?